Кларов Юрий - Арестант пятой камеры

В пьяных речах была неумеренная лесть, туманные намеки на благородство союзников, которые, разумеется, ни при каких обстоятельствах не бросят своих русских друзей на произвол судьбы, и звериный страх смерти…

А по утрам сверкающие лаком и стеклами литерные поезда «высоких союзных комиссаров» осаждали толпы бывших сановников, неудавшихся государственных деятелей, генералов, спекулянтов, крупных землевладельцев, землей которых уже давно пользовались крестьяне, лидеров несуществующих партий и чиновников…

Старый Иркутск со страхом следил за бешеным бегом часов истории, подгоняемых событиями на фронте. Внимательно наблюдал за стрелками этих часов из далекой Читы и атаман Семенов. Никогда не отличавшийся прозорливостью, ставленник японцев стремился лишь к одному - не упустить время и урвать жирный кусок от остающегося после Колчака наследства. Его представитель как тень следовал за поездом «верховного правителя» от Новониколаевска до Красноярска, убеждая адмирала подчинить «верному сыну России, всю жизнь работающему во имя и блага родины», Дальний Восток и Иркутский военный округ…

С той же целью эмиссары неунывающего атамана осаждали в Иркутске Пепеляева и наиболее влиятельных членов «кабинета», взвинчивая и без того уже впавших в истерику министров. Сотнями переходили на сторону партизан солдаты, повстанцы нападали на тюрьмы и освобождали политических заключенных, рабочие бастовали, обыватели возмущались дороговизной и ростом цен, земцы критиковали политику «правительства», а чешские войска спешно эвакуировались… Что тут можно предпринять?

Панацею от всех бед Пепеляев видел лишь в одном - в приезде «верховного правителя» в Иркутск и подписании им долгожданного указа о созыве Земского собора.

Колчак встретил приехавшего из Иркутска в Красноярск председателя «совета министров» сдержанно: на дебаркадере не было ни почетного караула, ни оркестра. Надоедливый и не в меру энергичный толстяк, носившийся с идеей Учредительного собрания, как дурак с писаной торбой, все больше раздражал «верховного правителя».

Земский собор? Нет, «верховный правитель» не собирался бросать кусок всяким земцам, эсерам и меньшевикам. Да и изменит ли это теперь что-либо? Нет, он не будет созывать Земский собор. Этот акт либерализма лишь разожжет страсти, так как наглядно продемонстрирует слабость правительства.

- И фронту и Иркутску могут помочь только штыки. Штыки и шомпола…

- Одно другое не исключает, ваше превосходительство…

- К сожалению, исключает, Виктор Николаевич. А впрочем, оставим пока этот вопрос. В случае необходимости мы к нему вернемся в Иркутске.

- Вы намерены ехать в Иркутск?

- Да. Тут я с вами согласен: мой приезд действительно необходим, - сказал Колчак.- В Иркутске давно пора навести порядок. А что касается фронта, то у меня есть основания считать, что он в ближайшие дни стабилизируется…

В последнем Пепеляев сильно сомневался, но еще больше он сомневался в том, что присутствие «верховного правителя» в Красноярске поможет командующему фронтом Каппелю остановить наступление красных.

- Буду счастлив сопровождать ваше превосходительство в Иркутск.

Слова эти прозвучали искренне, и Колчак улыбнулся.

- Вот и чудесно, Виктор Николаевич, - сказал он. - За время пути мы успеем с вами обо всем переговорить. Думаю, что наш «друг» генерал Жанен позаботится о том, чтобы наше Путешествие было не слишком стремительным… Как вы смогли убедиться, союзники весьма торопятся очистить Сибирь. Но мы обойдемся без них… А теперь прошу к столу. Дамы уже заждались…

Через два дня после этого разговора Колчак покинул Красноярск, откуда накануне отбыл очередной чешский воинский эшелон. Этот эшелон ничем не отличался от сотен других, за исключением, может быть, того, что в нем помимо чехов ехал русский офицер из полка «черных гусар». А впрочем, русские офицеры ехали и в других чешских эшелонах: ведь не всегда удобно отказать в подобной услуге, особенно когда в теплушке свободное место…

* * *

Поезд «верховного правителя» шел на восток, проезжая мимо искалеченных опустелых составов, сожженных станций, идущих по путям беженцев и солдат, мимо раскачивающихся на столбах повешенных… Иногда он терялся среди чешских и польских воинских эшелонов, недвижно застывал в водовороте визгливо кричащих паровозов, обшарпанных теплушек, выстрелов, стонов и криков. И тогда вздрагивали, пробуждаясь от сонного оцепенения, дула установленных на открытых платформах броневиков, поспешно задергивались шторы вагонов, занимали свои места на площадках конвойцы. Поезд ощетинивался винтовками и ручными пулеметами, а в салон «верховного» входил генерал Мартьянов, директор лич« ной канцелярии.