Филипп Ванденбер - Восьмой грех

Соффичи, ошеломленный словами Моро, оглянулся, проверив, не подслушивает ли их кто-нибудь. Теперь он и сам хотел продолжить разговор в номере.

– Пойдемте! - кивнув, сказал он.

В номере еще не было убрано. Моро и его секретарь расположились на диване, Соффичи уселся в кресло напротив.

– Я прав? - спросил кардинал Моро монсеньора. Соффичи не ответил.

– Значит, прав.

– Я не имею к этому отношения, - ответил Соффичи.

– Тогда почему вы здесь? Насколько я знаю, этот отель всего в нескольких километрах от замка Лаенфельс, резиденции изменника. Вы решили примкнуть к элитарному клубу изгоев? Соффичи, я боюсь, вам это не по зубам.

– Думайте что хотите. В Ватикан я больше не вернусь. Моро самодовольно улыбнулся:

– Мне кажется, что обе стороны только выиграют от этого. Уже долгое время кардинал Моро наблюдал, как Соффичи

крепко сжимает в руках маленький пакет. Сначала он не придал этому значения.

– Это ведь Гонзага привез сюда оригинал? - спросил он. Соффичи молча кивнул.

– Зачем он это сделал? Он хотел причинить вред Церкви?

– Он не мог иначе.

– Что значит «не мог иначе»? - зло воскликнул Моро. Может, его вынудили шантажом?

– Вы абсолютно правы.

– Из-за этой бабы?

Монсеньор Абат, сидевший на диване со скрещенными на животе руками, смущенно отвернулся.

– Это прелюбодеяние! - в бешенстве закричал Моро. Он вскочил и беспокойно заходил по комнате. Абат со страхом наблюдал за происходящим. - Как можно так легко предаваться соблазну дьявола!

Соффичи покачал головой и произнес:

– Каждый год тысячи наших ближних сознаются в том, что не могут устоять перед грехом. Секс - удачная попытка природы побороть разум.

– От государственного секретаря я ожидал большей стойкости.

– Даже у государственного секретаря есть потребности.

– Соффичи! - закричал разъяренный Моро. - Вы окончательно потеряли рассудок? Разве вы забыли слова апостола Павла?

– Отчего же, - ответил Соффичи, - вы говорите о первом послании к коринфянам, в котором апостол учит, что лучше быть таким, как он, чем такими, как вы.

Абат, не отдавая себе отчета, одобрительно кивнул, а Соффичи продолжил:

– У Павла сказано так: «Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». Это относится и к государственном)' секретарю. Но брак запрещен по энциклике Бассгсіоіаіи СоеІіЬаШ5…

Моро и Абат молчали. Спорить с Соффичи по поводу цитат из Библии было бессмысленно: Новый и Ветхий Завет монсеньор знал наизусть, как «Отче наш».

Моро заметил, что Соффичи нервно смотрит на часы.

– То, что вы, как секретарь Гонзаги, все же защищаете его, делает вам честь, - сказал Моро, немного успокоившись. -

Но это не меняет дела. Государственный секретарь - изменник в делах Церкви. Господь накажет его.

– Кто не без греха, говорит наш Господь, пусть первый бросит камень!

– Ну хорошо! - попытался унять Соффичи кардинал. - И как вы представляете себе ваше новое будущее?

Монсеньор, смутившись, закусил нижнюю губу. При этом его взгляд упал на рентгеновские снимки, которые он по неосторожности оставил на подносе для завтрака.

– Обо мне, - ответил Соффичи, - можете не беспокоиться. Я буду жить в полной уверенности, что Церковь мне не поможет.

– Даже не сомневайтесь! Как вы могли… Неужели вы не знаете, что корову, которая дает молоко, не убивают.

– Я и не собирался убивать корову. Я хочу без шума исчезнуть. В этом вся разница.

Моро протестующе взмахнул рукой.

– Тот, кто не со мной, тот против меня, говорит Господь. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– О том, что вас привело сюда, в замок Лаенфельс? Вы теперь на стороне мятежного кардинала? Так сказать, вошь в шерсти курии?

– Думайте что хотите, господин кардинал. А сейчас уходите, я вас прошу!

Моро и секретарь последовали просьбе беспрекословно, а Соффичи лихорадочно стал упаковывать вещи.

С тех пор как Мальберг отказался помириться с Катериной, у них с Барбьери сложились натянутые отношения. Барбьери называл его упрямым и эгоистичным, в высшей степени глупым, потому что Мальберг не хотел осознавать, что Катерина на самом деле его любит. За отвратительный характер своего брата, говорил Джакопо, девушка не может быть в ответе.

И без того скверное настроение омрачалось еще и погодой: в это утро четверга к серому туману, который висел над городом уже несколько дней, добавился мелкий моросящий дождь. А на улице, за протестантским кладбищем, все казалось еще более унылым, чем в прошлые дни.