Уильям Дитрих: Пирамиды Наполеона

— Вы уже предложили его мне за тысячу, — заявил я. — Как человек чести закончите сделку или бросайте игру. Я готов заплатить вам полную сумму и отыграть ее обратно за час.

Теперь уже я искушал его.

— Согласен, — гордо сказал он, точно офицер, защищающий честь полкового знамени. — Но с условием, что за несколько партий я смогу отыграть у вас медальон обратно.

Силано удрученно вздохнул, понимая, что такое affaire d’honneur. [7] Дело чести ( фр .).

— По крайней мере хоть сдайте и мне карты.

Меня удивило, что он так легко сдался. Возможно, ему лишь хотелось помочь капитану набавить цену и уменьшить мой выигрыш. Или он надеялся, что сумеет выиграть медальон за столом.

Если так, то его ждало разочарование. Удача не изменила мне. Капитан перебрал карт на этой раздаче и затем проиграл еще три партии, слишком полагаясь на чистое везение и не следя за тем, какие карты уже вышли из игры.

— Проклятье, — в итоге мрачно проворчал он. — Вам сегодня дьявольски везет. Я проигрался в пух и прах, видно, придется снова отправляться на войну.

— Это избавит вас от неприятных мыслей.

Под хмурым взглядом проигравшегося вояки я надел на шею медальон и прошествовал к зеркалу, явив дамам свой выигрыш, словно приз, полученный на сельской ярмарке. Покрасовавшись немного, я решил для надежности спрятать медальон под рубашку.

Тут ко мне подошел Силано.

— Вы служили у Франклина, если не ошибаюсь?

— Да, я имел честь работать под его руководством.

— Тогда, думаю, вы оцените мою заинтересованность.

Я коллекционирую старинные вещицы. И по-прежнему готов купить у вас эту подвеску.

Увы, одна куртизанка с соблазнительным именем Минетта, или Киска, уже нашептала мне о том, как ей понравилась моя новая безделушка.

— Мне лестно ваше предложение, месье, но я намерен побеседовать о древней истории в покоях одной дамы.

Минетта уже пошла вперед, чтобы развести огонь в камине своей комнатки.

— Логичный подход. Однако я могу предложить вам услуги настоящего специалиста. У этой старинной вещицы на редкость интересная форма и загадочная резьба. Люди, изучавшие древнее искусство…

— Могли бы оценить, не слишком ли много я выложил за мое новое приобретение.

Он упорно наседал на меня.

— Месье, я настаиваю. Я готов заплатить вдвойне.

Мне не понравилась его настойчивость. И меня как американца выводил из себя его надменный вид. Кроме того, если Силано так сильно стремился заполучить этот медальон, очевидно, он стоит еще дороже.

— А позвольте и мне настоятельно попросить вас признать меня честным победителем. И прошу учесть, что заинтересовавшаяся медальоном дама также имеет интересные формы и способна провести отличную, на мой взгляд, оценку.

Не дожидаясь ответа, я поклонился и отошел в сторону.

Тогда ко мне пристал успевший надраться капитан.

— Неразумно вы поступили, отвергнув предложение Силано.

— По-моему, вы сами твердили нам о необычайной ценности этой вещицы, ссылаясь на цыганского барона и крепостного тюремщика.

Офицер зловеще усмехнулся.

— Они сообщили мне также, что на этом медальоне лежит проклятие.

Это была жалкая попытка словесного реванша. Поклонившись мадам, я покинул ее заведение и вышел на ночную улицу, окутанную туманной дымкой новой промышленной эры. На западе красное зарево сияло над быстро разросшимся фабричным предместьем Парижа, предшественником заводских комплексов грядущей эры машиностроения. У дверей слонялся какой-то фонарщик в надежде на ночной приработок, и я порадовался, что удача продолжает сопутствовать мне. Лицо его смутно вырисовывалось под накинутым на голову капюшоном, но я заметил, что для европейца он смугловат: наверное, марокканец, рассчитывающий получить незатейливую работенку, на которую только и могли рассчитывать приезжие. Отвесив мне легкий поклон, он произнес с арабским акцентом:

— У вас, месье, вид счастливого человека.

— И я собираюсь стать еще более счастливым. Я хочу, чтобы ты довел меня сначала до моего дома, а потом проводил в дом к одной даме.

— Два франка.

— Три, если тебе удастся уберечь меня от грязных луж.

Как же приятно чувствовать себя победителем!

Свет был необходим, поскольку усердия революционных переделок хватило на все, кроме чистки и ремонта булыжных мостовых. Водостоки засорились, половина уличных фонарей попросту не горели, а остальные еле светились. Усугубляло положение и то, что новое правительство переименовало множество улиц в честь прославившихся героев революции, и горожане постоянно путались в новых названиях. Поэтому мой провожатый освещал мне путь к дому, держа передо мной двумя руками закрепленный на палке фонарь. Сама палка, замечу, была украшена затейливой резьбой и обстругана внизу для удобства захвата, а фонарь висел на своеобразном крюке, вырезанном в форме змеиной головы. Рептилия держала в пасти дужку светильника. Мастерски сделанная вещь, наверняка ее изготовили на родине фонарщика.