Эрик Ларсон - Дьявол в Белом городе. История серийного маньяка Холмса

Речь Кливленда была самой короткой. Заканчивая ее, он подошел к накрытому флагом столу. «Так же, как прикосновение к этому механизму, дающему сигнал, по которому вся эта обширная выставка приходит в движение, – сказал он, – пусть так же в тот же миг наши надежды и чаяния пробудят силы, которые постоянно будут являться источником благосостояния, достоинства и свободы человечества».

Ровно в 12 часов 8 минут он дотронулся до золотого ключа. И сразу раздался рев, раскаты которого доносились из толпы по мере того, как очередные ее шеренги узнавали о том, что ключ задействован. Рабочие на крышах сразу же просигналили об этом своим коллегам, находившимся в разных местах парка, и матросам на борту военного корабля «Мичиган», стоявшего на якоре на озере. Ключ замкнул электрическую цепь электромагнитного пускового механизма, установленного на гигантской – мощностью в три тысячи лошадиных сил – паровой машине фирмы «Эллис», размещенной в павильоне «Машиностроение». Раздался звон посеребренного гонга, извещающий о пуске агрегата, шестерня повернулась, открылся клапан – и машина, издав свистящий звук, оживила тщательно обработанные валы и подшипники. Сразу же ожили и тридцать других двигателей, установленных в этом павильоне. На водопроводной станции выставки три громадных насоса фирмы «Уортингтон», словно очнувшиеся от холода жуки-богомолы, начали тащить взад-вперед валы и поршни. Миллионы галлонов воды начали циркулировать по водопроводным трубам выставки. Включились установленные в разных местах паровые двигатели, дрожание земли сделалось ощутимым. Американский флаг размером с грот-марсель [169]развернулся на самом высоком флагштоке из всех, что были установлены на Суде Чести, и сразу же два других флага развернулись на флагштоках, стоящих по обе стороны главного: на одном развевался флаг Испании, на втором – вымпел Колумба. Струи воды под давлением, создаваемым насосами фирмы «Уортингтон», вырвались из фонтана – работа скульптора Макмонниса – и взметнулись на сто футов вверх, к небу, создавая вокруг солнца радужные кольца и заставляя зрителей поднять над собой зонтики, чтобы защититься от брызг.

Транспаранты, флаги и знамена внезапно развернулись и заколыхались на каждом карнизе, гигантский красный баннер протянулся по всей длине фасада павильона «Машиностроение», а с позолоченных плеч статуи «Большой Мэри» соскользнуло парусиновое покрывало. Яркие солнечные лучи, отраженные от ее позолоченной кожи, заставляли мужчин и женщин прикрывать глаза ладонями. Две сотни голубей взметнулись в небо. Орудия на корабле «Мичиган» дали залп. Зазвучали паровые гудки. Толпа спонтанно затянула песню «Это о тебе, моя страна» [170], которую многие принимали за национальный гимн, поскольку не появилась еще песня, которая официально была бы названа гимном. Толпа в экстазе ревела, а какой-то мужчина подвинулся почти вплотную к бледной женщине со склоненной шеей. В следующее мгновение Джейн Адамс поняла, что ее ридикюль исчез.

Грандиозная выставка начала работать.

Хотя Бернэм понимал, сколько работы еще предстоит выполнить – Олмстеду предстояло удвоить свои усилия, а Феррис должен был закончить свое чертово колесо, – успех выставки, казалось ему теперь, был обеспечен. Его поздравляли и по телеграфу, и по почте. Один из его друзей говорил: «Сцена раскрылась, как прекрасная роза». По оценкам официальных историков в Джексон-парке на церемонии в честь дня открытия выставки присутствовало четверть миллиона человек. Два других историка оценивают это количество в 500 и в 620 тысяч. К концу дня стало ясно, что Чикагская выставка станет наиболее посещаемым развлекательно-просветительным мероприятием в мировой истории.

Оптимистическое настроение продержалось двадцать четыре часа.

Во вторник, 2 мая, в Джексон-парк пришло всего десять тысяч человек. Если такой уровень посещаемости сохранится в будущем, то эта выставка гарантированно займет в истории место самого грандиозного провала всех времен. Желтые вагоны-«скотовозки» в основном опустели, так же как и дилижансы с Аллеи Л, которые ходили по Шестьдесят третьей улице. Все надеялись, что это лишь кратковременная аномалия, которая исчезнет на следующий день, но внезапно силы, разрушающие национальную экономику, повергли в панику Уолл-стрит, что привело к резкому падению цен на рынке акций. Всю следующую неделю биржевые новости становились все более тревожными.