Жан-Мишель Риу - Тайна Шампольона

Вспомним, что академия в Ливорно представила Изабеллу N. как поэтессу итальянского патриотизма. Начнем с этого. В двадцать два года, когда она повстречалась с Шампольоном, Изабелла верила в славу и возрождение своей родины. Душа ее была чиста, и некоторые решили этим воспользоваться. Праздность богатой девушки, чтение анархистских и революционных произведений, воспевающих славу поэтов-героев, зарождающийся дух романтизма — все эти факторы вместе управляли ее молодостью. Она стала страстным учеником, а вскоре и яростным сторонником идеи до самой смерти защищать ценности и историю Италии, этот ключ к воскрешению страны, коей назначено играть свою роль в европейском концерте. Таким образом, догма о новой Италии воплотилась в защиту прошлого и уничтожение тех, кто ему угрожал.

— Но расшифровка иероглифов тоже представляла опасность, — объяснила Изабелла.

Почему? Она отвечала откровенно. Египет мог поставить под сомнение превосходство ценностей Рима и Древних Афин, столпов цивилизации, которые составляли и должны составлять величие Италии. Дабы усилить клан противников Шампольона, оставалось только заключить союз с теми, кто тоже опасался расшифровки. Так возник заговор.

— Жан-Франсуа был не единственным, за кем требовалось следить. Однажды ко мне пришли и спросили, готова ли я защищать Италию. Не колеблясь, я ответила «да». Тогда мне рассказали о нем. Надо было с ним сблизиться, окружить его вниманием и разведать, что он знает о письменности фараонов.

Используя при этом козыри, дарованные ей Богом. Чувственная Изабелла стала идеальной шпионкой, а Ватикан пользовался плодами тех самых основополагающих грехов, за которые сам же и наказывал… Но ведь пути Господни неисповедимы? Говоря это и не вдаваясь в детали, я думаю об Изабелле. В том, что я услышал, одно показалось мне необъяснимым. Нарушив молчание, я спросил:

— Простите меня, но вы познакомились с Шампольоном в 1826 году, то есть через четыре года после его открытия. С тех пор я не понимаю вашей роли. Зачем шпионить за тем, кто уже все сказал о своем открытии?

Изабелла грустно улыбнулась:

— Шампольон совершил чудо, которое некоторые считали невозможным по той же причине, что объясняла исчезновение письменности фараонов. Ее разрушили, запретили, похоронили, ибо она была не священной, но божественной. По крайней мере, так полагали самые рьяные, и этого хватало, чтобы вообразить крах и разрушение римского и христианского Запада, который наступит, если расшифровка удастся. Но с открытием смысла первых иероглифов самые темные теории отпали. Шампольон не нашел в иероглифах ничего божественного. Опасность, которую представляла конкурирующая письменность для священных текстов христианства, исчезала… Если только Шампольон раскрыл все, что знал.

Тогда его враги придумали две гипотезы. Или он сделал лишь первые шаги по пути открытия и главное еще предстоит найти — в этом случае нужно знать, куда могут привести его исследования; или же дешифровщик просто молчит. Что скрывалось за пеленой? В этом был смысл поэмы, которую я для него сочинила. Я должна была соблазнить Шампольона и вырвать у него правду. Скрывал ли он нечто чрезвычайное? Решил ли не обнародовать самую фантастическую часть своей работы?

— Как в это поверить? Божественная надпись… Он бы кричал об этом!

— Тем, кто пришел ко мне, я сказала то же самое. И я знаю, почему он мог бы промолчать. Страх, господин Ле Жансем. Страх смерти.

— Смерти? Но от чего?

— Убийство, например…

Она колебалась. Да, мне кажется, она колебалась.

— Теперь, когда он умер, — вздохнула она, — зачем молчать?

Изабелла посмотрела в небо, на свою вишню и на сороку — та больше не клевала и опасливо разглядывала нас. Потом взгляд Изабеллы настороженно вперился в меня.

— Все было возможно, ибо его уже пытались отравить.

Вот почему он сомневался и молчал, вам не кажется?

— Отравить, — повторил я.

— Да, и намного раньше, чем я его узнала… Поверьте, заговор, о котором я говорю, возник так давно, что я не понимаю, как этого не понял тот, кто был к Жану-Франсуа столь близок.

В самом деле, было из-за чего себя проклинать! И было за что похвалить проницательность Орфея. Изабелла говорила, и все прояснялось. Становились понятны завуалированные угрозы дона Рафаэля и аббата де Терсана. Да, за Сегиром следили, и следили очень давно. Я предполагаю, интриги эти, возможно, зародились в тот день, когда Орфей явился в институт аббата Дюссера за многообещающим мальчиком по прозвищу Сегир. Уже тогда о нем говорили. Что он высокомерный, гордый, что он желает перевернуть мир… И что он, быть может, на это способен. Эти оценки достигали высочайших чинов. А еще к ним добавляли, что это чудо стремится пересмотреть священное писание. Его поведение, его дар — все свидетельствовало против него. Потом знаки Зодиака из Дендеры: он обещал раскрыть их тайну, рискуя поставить под сомнение изложенные в Библии истины по поводу хронологии истории человечества. Шпионы! Они для этого созданы.