Брюс взглянул на часы.
— Сколько она весила, знаешь или нет?
— У нее был средний вес. Фунтов примерно сто двадцать пять. Не тощая, не толстая. Как раз такая, как надо.
— Мне нужна дата, время и место смерти, и можно запускать поиск, — сказал он. — Если ты, конечно, помнишь.
— Если я помню, — тихо сказала Джейни. — Я никогда не смогу их забыть.
Брюс ввел в программу названные Джейни данные и включил поиск. В ожидании результатов он сказал:
— Уверена ли ты, что ты хочешь этого?
— Абсолютно, — сказала она без малейшего колебания.
Компьютер отрапортовал о конце поиска.
Набрав новую команду, Брюс сказал:
— Я все же не могу сказать точно, она это или нет.
Джейни улыбнулась:
— Думаю, я ее узнаю.
На экране появилось изображение юной девушки. Вид у нее был такой, что Брюс сказал бы, что она спит. Сходство с матерью было поразительным.
Джейни приникла к экрану.
— Это Бетси, — спокойно сказала она. — Какая же она была красивая!
Она протянула руку и нежно погладила монитор.
— Бетси, — прошептала она. — Девочка моя.
Она оглянулась на Брюса:
— Можешь сделать так, чтобы она улыбнулась и открыла глаза?
Он взглянул на часы на стене.
— Можно попробовать. Но я еще только-только научился этим управлять. Не знаю, получится ли…
Он впечатывал в строчку одну за другой команды.
— Только, пожалуйста, не огорчайся, если выйдет не так, как ты хочешь…
И тут будто по волшебству изображение на экране потеплело и ожило, хотя изменились лишь глаза и губы. Джейни счастливо рассмеялась сквозь слезы:
— Ах, Брюс! Это почти то же самое, что увидеть ее живую.
— Ты должна попрощаться, — мягко сказал он. — Ты хотела с ней попрощаться.
Радость погасла в ее лице, и она коснулась экрана:
— Прощай, детка…
Брюс закрыл файл, обнял Джейни и сказал:
— Нам нужно успеть найти файлы для тебя и для Кэролайн.
Джейни смахнула слезу со щеки и попросила:
— Возьми Бетси для Кэролайн.
— Ты уверена?
— Уверена. Пусть ее смерть послужит во благо.
«Так она оживет в моем сердце», — подумала она.
В одиннадцать сорок пять Брюс завершил работу и выключил компьютер.
Врач лежал на соломенном ложе в домике матушки Сары, а Кэт не отходила от него и сквозь слезы смотрела, как его одолевает чума, отравляя кровь невидимым ядом, а рассудок — безумными видениями. Он метался, разбрасывал руки, будто пытаясь сбросить с себя навалившуюся болезнь, отшвырнуть ее в ночь, туда, где она без следа растворится и не сможет вернуться и терзать его дальше.
Ему снилось, что он бежит, будто раненое животное, по лесной тропе, почти не касаясь камней и корневищ, прочь от просеки, где стоял дом. Он не смел оглянуться назад, потому что знал, что стоит замедлить бег, как он немедленно попадет в цепкие руки преследователей. Но ему было страшно не знать, где погоня, и он все же повернул на бегу голову и заметил две настигавшие его фигуры. Потом он их видел еще и еще раз, и всякий раз, когда оглядывался, расстояние между ним и охотниками сокращалось, и он старался бежать еще быстрей. Он увеличивал шаг, помогая себе руками, хватая открытым ртом воздух, раздиравший ему легкие. Он спасался от погони, где впереди всех бежали Мэттьюз и Альдерон, продирался сквозь чащу, увязая в ветвях густого подлеска, который с каждым шагом становился все плотней и плотней.
Он слышал жуткий стук деревянных стрел, торчавших из груди солдата, и тяжелые шаги кузнеца. В прошлый раз эта тропа была точно намного короче! Эти чертовы дубы уже давно должны были появиться… Но впереди тянулась та же тропа через лес и не виднелось никаких дубовых ворот. Чаща становилась страшнее. Сучья будто тянули к нему свои кривые когти, корни цеплялись за ноги, и ему приходилось высоко подпрыгивать, чтобы избежать ловушки. Наконец он зацепился носком за торчавший корень и со всего размаху рухнул на землю.
Он тяжело упал на тропу, и боль от удара вспыхнула и разлилась по всем костям и суставам. Он лежал, уткнувшись в землю лицом, и рот его был полон песка и мелких листьев. «Нужно это выплюнуть. На зубах песок, и меня мутит. Господи милосердный, прошу тебя, дай мне глоток воды…»
Он пытался выплюнуть набившуюся грязь, но ему не удавалось это сделать, потому что теперь он прижимался лицом к горячей стене, в которой тлел огонь, и никак не мог оторваться. Он давился грязью и не мог вздохнуть. Наконец, отчаявшись избавиться от этой мерзости, он ее проглотил, потому что не было у него другого выхода, иначе он бы задохнулся. Он не мог шелохнуться, ни единый мускул не слушался. Он лежал на земле, будто замшелый камень. Мэттьюз и Альдерон опустились на землю рядом с ним, торжествующе усмехаясь, и, устроив себе передышку, приступили к допросу.
Читать дальше