Андрей Марченко - Письмо никому

— И что? — спросил Геноссе.

— И ничего… — со вздохом ответил Антон.

И тут что-то проскользнуло в мозгу. Подождите…

Он опять вернулся почти на самую могилу. Остановился у широкой могилы.

— Ты эту могилу за сколько считал?

Вопрос был совершено лишним — пересчитать кресты и памятники было совершенно нетрудно.

— А за сколько надо? — спросил Егор.

Под широкой плитой будто лежало трое с одинаковой фамилией Эдельштейн. Самый старый, основатель могилы, помер в двадцатом году прошлого столетия. Рядом с ним лежали двое — похоже дочь и ее муж, в общем нестарые, но умершие в один день. Будь иная дата, Антон подумал бы, что они погибли вместе в автокатастрофе, вдвоем угорели от чадного газа. Но дата была нехорошая — на нее Антон указал рукой.

— Читайте…

— Ну и что? Декабрь сорок первого…

— Пока мы ехали, я читал о Крыме не только путеводители, — заметил Антон. — Фельдмаршал Манштейн оставил богатейшие путевые заметки. Так вот — в декабре 1941 Крым почти полностью был оккупирован немцами, исключая крепостной район Севастополя. Ваш итальяшка золото поднял не раньше весны сорок второго — море, знаете ли, холодное…

— Ну и что, — возмутился Геноссе. — Все нормально — эти умерли в сорок первом, золото закопали годом позже. Причинно-следственный механизм не нарушен.

Но искренности в его голосе не было. Ему хотелось, чтоб обыкновенная логика, арифметика дала сбой.

— А то, что они не умерли! Их убили… Это евреи! Евреи в те времена почти не умирали сами…

— Не понял… — признался Егор.

— А что тут понимать. Их убили в указанную дату. Но вряд ли после казни они легли в эту землю. Трудно представить, будто им организовали похороны. Вероятно, они лежали у кого-то в огороде до того, как город освободили, а потом их перезахоронили. Теперь посмотрите, как они лежат. Здесь новых покойников хоронят вглубь кладбища. Эта могила выступает из кладбищенского квартала — ее расширяли в сторону аллеи, в сторону полосы отчуждения.

— За уши притянуто, — подытожил Егор.

— Да. Как и все наше расследование. Стало быть, могила старухи тогда была не седьмая а пятая…

— Интересно, — возразил Геноссе, — а отчего он просто не дал фамилию покойника?

— Вероятно, не знал славянского.

От могилы Цивадиц прошли на две могилы вглубь. Нет, три — отступили на могилу дочери.

— Оно…. — отчеканил Антон.

— А если это тоже ошибка?.. — спросил Геноссе. — У меня уже мозоли.

Егор забросил лопату на плечо:

— Уговорил. Бросаем поиски!

Но стал твердо, ноги на ширине плеч. Дескать, уматывайте, но он не сдается и будет копать до победного.

— Может, нам следует вызвать экскаватор? — предложил Антон.

— Копайте… перефразируя Джека Лондона, «Мексиканца»: ничего, скоро придет весна и копать могилы станет легче.

Чтоб не быть голословным, первым ударил лопатой.

И действительно, — на глубине полуметра в земле лежал небольшой чемоданчик. Там, где краска окончательно не сошла, было видно развеселую канареечную расцветку — совсем как реквизит какого-то клоуна.

Так получилось, что лопатой ударили сильно, и она, пропоров ткань, обнажила содержимое чемодана, последней интриги не получилось.

— Пиастры, пиастры… — прокаркал Геноссе.

— Банальное золото, а все же, как радует глаз, — заметил Егор.

Дальше уже не спешили. Выровняли могилу Цивадиц, аккуратно засыпали яму во второй могиле.

Чемодан итальянца был совершенно в жутком состоянии — все его железные части покрылись хлопьями ржавчины. Золото тут же перегрузили в сумки, предусмотрительно купленные на базаре. Умельцы в этом городе шили их тысячами из какой-то жесткой синтетической ткани, вроде стеклоткани. Вес они выдерживали практически любой, годились хозяйке для того, чтобы съездить на базар, и хозяину — дабы что-то вынести из порта.

Семьдесят килограмм золота занимали совсем немного места. Слитки были не классической пирамидальной формы. Походило, что итальянец ссыпал монеты в первую же попавшуюся форму, ударил сверху паровым молотом. Монеты деформировались, спрессовались, но меж ними остались пространства, словно ходы какого-то червяка. Случалось, иная монета откалывалась от слитка. На них можно было рассмотреть изрядно помятый профиль королевы.

Чемодан выбросили, выходя с кладбища. В овраге было наподобие свалки — туда сбрасывали оставшиеся после скорби венки, гнилые остовы памятников.

Спешить уже было некуда, потому отдыхали совсем недалеко, на Водолазовой горе. С нее было видно и море, и кладбище, и саму Водолазову слободу с городом Батавском за ней.