Андрей Марченко: Письмо никому

Будто кто-то очень злой порвал человека на мелкие кусочки, а затем кто-то, малость подобрей, сложил эти человеческие осколки воедино, но то ли спешил, то ли не сильно старался. Непонятно было, кто поступил бы лучше: тот кто собрал, или тот кто, напротив, не стал бы воскрешать. Впрочем, решать это могла только душа, заключенная в эту помятую оболочку.

— Вы… Владимир?.. Смотритель кладбища, — спросил Егор.

Тот кивнул и улыбнулся. Улыбка получилась отвратная — поломанные челюсти кривили губы. Зубы напоминали лес в бурелом.

— Нам надо прогуляться по кладбищу. Не соблаговолите стать нашим гидом.

— Э-э-э… — ответил сторож.

— Я заплачу.

— Э-э-э.

Интересно, он другие буквы знает, — подумал Егор. Но вслух сказал:

— Мы хорошо заплатим.

Смотритель кладбища кивнул и удалился. Вернулся минут через десять уже одетый основательней. Вышел за двор, спросил:

— Ну что, пошли?.. Только вы не сильно быстро идите… Я уже бегать не умею.

Странно, но голос не был уродлив, ни шипящим, ни хрипящим — казалось невозможным, что с такими зубами можно произнести нормально хоть один звук. Но нет, у собеседника это как-то получалось. Вероятно, помяло оболочку, но содержимое уцелело.

Человек с хорошими манерами, по-видимому, был не заметил бы уродства поводыря. Но Егор думал, а что толку-то делать вид, будто все нормально. Ведь сам-то калека не пытался казаться таким, как все.

— А где это вас так? — спросил Егор.

— Да стояли в порту на загрузке. Ну я и командовал погрузкой. Смотрел вверх — и шел задом, да и упал в открытый трюм — метров двадцать летел. Долго в темноту падал — кажется всю жизнь. Пока летел — делать было нечего, вспомнил всю свою жизнь…

Рассказывал он это совершенно спокойно. Подумаешь тоже — чуть не погиб, подумаешь — доктора собирали, что называется, по частям. Велика ли беда — год в больнице провалялся. И уж точно кому какое дело, что иногда боль возвращается, болит каждый перелом, каждая косточка, сердце, глаза, голова. Кажется, даже волосы на голове болят.

— А скажи… — заговорил Егор. — Там на кладбище есть какой-то дом? Может быть сторожка, часовенка, склад?

Поводырь уверенно покачал головой.

— Нету.

— А когда-то было?..

Тот еще раз покачал головой:

— И не было никогда? Скажем, во время войны.

— Может быть, но вряд ли. Я бы слышал…

Когда проходили мимо Свято-Николаевской церкви, Егор опять спросил:

— А во время войны немцы у вас в городе стояли? Случайно не знаете?..

— Стояли, как не стоять. Правда, их было мало. Все больше румыны. В рыбколхозе итальянцы какие-то квартировали.

— В рыбколхозе? Это где?

Проводник махнул рукой в сторону между кладбищем и морем:

— Туда дальше, по берегу.

По мосту перешли через небольшую речку. Егор удовлетворенно кивнул — приметы сходятся.

Дорога за каменной аркой превращалась в кладбищенскую аллею. От арки в обе стороны отходила ограда. Но дойдя до определенного места, обрывалась. Видимо, она обозначала границу, за которую кладбищу не надлежало выплескиваться, расти в сторону Водолазной слободы.

— А что вы вообще ищите?..

— Да как вам сказать, — лениво отозвался Егор. — Один человек ищет своих предков. Есть предположение, что один из них где-то здесь и похоронен.

— А как фамилия? Может, я знаю?..

Вопрос поставил Егора в тупик. Сказать совершенно дикую? А вдруг таковая имеется и смотритель отведет их в совершенно ненужный край кладбища. Или, напротив, назвать распространенную. Тогда может статься… Нет, лучше вовсе ничего не говорить.

Егор ответил иным вопросом.

— А вот скажите… Немцы… Оккупанты где своих хоронили. Здесь же?..

— Да не, тут ни одного нету… Когда наши десант здесь выбросили, и немцы его переколошматили, то закопали тех, конечно, у нас. Желаете туда сходить?

— Еще не знаю, — ответил Егор.

И тут же подумал: десант, вероятно, случился уже после гибели итальянца.

— Еще не знаю, — повторил он и поправился. — Но, вероятно, нет…

За свои годы Егор побывал, наверное, на сотнях кладбищ, и это, Водолазово, ничего нового ему не несло. Бывали кладбища степные, без единого деревца, где ветра сдувают землю с могильных холмов, а в горячей земле покойные пекутся словно картофель. Видал и лесные, скрытые от чужих, словно партизанская база. Лазил по катакомбам, приходил к покойникам респектабельным, покоящимся в фамильных склепах, или, напротив, к бродягам, которым не хватило имени — только цифры на могилах. Пожалуй, самым странным было кладбище, которое Егор видел то ли в Черногории, то ли в Македонии. Там хоронили в сложенных из песчаника склонах горы — получались полумогилы-полуниши.