Андрей Марченко - Письмо никому

Но и эта пара оказалась не подарком — вывернулись.

Прямо на капоте машины разложили карту. Массив получался довольно большим.

Распоряжался Игорь.

— Сразу надо перекрыть перекрестки — здесь и здесь. Завесить дорогу — сперва эту, не поздней, чем через три часа, — эту. Затем перекрыть этот и этот торец. И начинать прочесывать массив. Военные части в районе есть?

Милиционер кивнул:

— Вот и хорошо, — подытожил Макс.

К тому времени, когда разворачивали карты, друзья были совсем недалеко от преследователей. Пройдя по лесу километра полтора, остановились отдышаться.

— Может, объяснишь чего ты на водилу кинулся? — спросил Антон. — Только потому, что он не дал тебе выйти по ветру.

— У него на поясе висели наручники. И лямки я видел, как на наплечной кобуре.

Это человек из ментовки. И прибыл он в деревню специально за нами. Ты что, этого не понял?

Антон пожал плечами — этого он не видел. Осмотрелся по сторонам.

— Ты знаешь куда идти?

— Как?..

— Ну я не знаю. По солнцу, по звездам…

— Ты видишь хоть одну? Включая Солнце?

Небо было затянуто низкими тучами. Нельзя было понять, что у них на уме, — дождь или снег.

— Что будем делать дальше? — осведомился Егор.

— Идти… Желательно прямо, никак не кругами. Потом найдем какую-то речушку, спустимся по ней к речке побольше. Выйдем к жилью. Постараемся убраться из этих краев как можно быстрей и как можно дальше.

Было так, есть, и, наверное, будет всегда, что подвиг одного, как правило, преступление, безалаберность других.

Когда-то испытывали самолет, такой революционной конструкции, что один его вид составлял военную тайну. Потому и запускали его подальше от глаз людских, в Зауралье. После испытаний оказалось, что вся эта схема — тупиковая ветвь, но сейчас речь не о том.

Суть в том, что в одном из полетов двигатель неожиданно стал чихать. Как оказалось, вместо зимнего топлива влили летнее, и оно стало загустевать прямо в баках. К тому же от вибрации отошли контакты на такой же экспериментальной рации. Не то, что помощи — совета не спросишь. Возвращаться далече, да и как аэродром найти без электроники.

А под крылом самолета о чем-то невеселом и довольно однообразном пело вечнозеленое море тайги.

Конечно, был вариант: собраться, дергануть ручки катапульты. Наверняка бы по куполу парашюта и огненной проплешине в тайге его бы нашли. Но пилот был партийным и идейным — тогда иных и не держали. Он знал — за самолет заплачены народные деньги. Думал — дотянуть до побережья, садить машину на лед или на узкую полосу пляжа. Занятием это было рискованным для пилота — какой-то торос или случайное вмерзшее в песок бревно не давали шанса выжить летчику. Но появлялись незначительные шансы сохранить для страны летательный аппарат. Или хотя бы его часть.

И так бы, вероятно, шел над тайгой, прислушиваясь к кашлю двигателя, не дотянул бы до моря, разбился бы в лесу так, что хоронить нечего было бы.

Но тут под крылом промелькнуло взлетное поле.

Это казалось невозможным — на картах не значилось ничего подобного. И на втором заходе пилот посадил машину. Долго сидел в кабине, ожидая, что появятся механики, заземлят самолет, подадут лестницу.

Но ничего не происходило. Не открылась ни одна дверь, ни один человек не вышел к нему. Да что там. Солнце уходило на буржуазный запад. Но ни в одном окошке, ни в одном ангаре не загорелся огонек. Аэродром был пуст.

Пилот отстегнулся от ремней, проводов и шлангов, поднял фонарь, выбравшись из кабины, прошел по консоли крыла и спрыгнул на землю.

Прошелся по базе-призраку. Зашел в ангары. Нашел бочки с бензином, консервы с истекшим сроком давности, но сухари в герметичной упаковке были будто бы съедобны. Пилот не был голоден — его удивило другое: как на бочках с бензином, так и на провианте свои крылья распростер немецкий орел.

Но дело было к ночи, надо было как-то устраиваться на ночлег.

Неправдой было бы сказать, что утром пилот заправил свой самолет и улетел. Вместо керосина, необходимого для реактивного двигателя, в немецких бочках плескался бензин. Не смог он и отремонтировать рацию — все же был он пилотом, а не радистом.

Он сделал единственное, что было в его силах. Он выжил. Пережил ночь в холодном бараке, смог проснуться. Разложил ветки, облил их бензином и когда услышал рев моторов поисковой партии, чиркнул спичкой.

Его вывезли на стареньком винтовом самолете, а вот с его сверхсекретной машиной пришлось повозиться дольше. Но опять же — не в ней суть.