Иван Погонин - Экспедиция в рай

– В чем, в чем, а в демагогии, вам, большевикам, равных нету! Вы бы так страной управляли, как языками чешете!

– Переходить на оскорбление, когда в споре не хватает аргументов – один из самых известных приемов демагогии. Нас обвиняете, а сами этой наукой отлично владеете!

Буевич говорил совершенно спокойно, а Осип Григорьевич вскипел:

– Вы же, сволочи, не только таких, как Костин, обирали, вы же у тех же мужиков последний хлеб со двора вывозили! У самого мелкого лавочника товар забирали, за торговлю хлебом к стенке ставили! Вы же, твари, считаете, что если у человека лишняя копейка от трудов праведных завелась, то не человек он вовсе, а дармоед, и эту копейку у него надо обязательно отобрать!

– Абсолютно мы так не считаем! Советская власть объявила новую экономическую политику. Вы что, не видели, сколько кругом частных предприятий? Товарищ Бухарин на московском партактиве так прямо и заявил крестьянам – «Обогащайтесь!».

– Сегодня сказали «обогащайтесь», а завтра, когда мужики своим горбом обогатятся, вы свой старый лозунг вспомните: «Экспроприируйте экспроприаторов!», и все до исподнего у мужика заберете, потому что ничего, кроме как отнимать и делить, не умеете! Ладно, не буду я с тобой спорить, – сказал Тараканов, успокаиваясь. – Мы люди взрослые, у каждого из нас свой взгляд на жизнь, и переубедить нам друг друга не удастся. Поэтому сиди смирно, не рыпайся, в Эстонию поплывем.

Через полчаса Осип Григорьевич заглушил разрывавший ночную тишину двигатель и велел Буевичу взяться за весла. Еще через пару часов лодка уткнулась носом в берег.

Тараканов спрыгнул в воду, и, направив на гэпэушника револьвер, шепотом приказал:

– Вылазь и Ваньку вытаскивай.

Сотоспор спрыгнул на землю с носа, втащил лодку на песок, потом взял мертвого Маслова под руки и потащил через борт.

– Аккуратней! – зашипел Осип Григорьевич. Когда Буевич положил труп Ивана на землю, Тараканов сказал: – А теперь разворачивай посудину и дуй в свою Совдепию. Как прибудешь, лодку рыбакам верни, она казенная. Там плащ старый валяется, кинь-ка его мне. Мотор не запускай, а то наши пограничники услышат, заарестуют тебя, а ни мне, ни тебе этого не надо. Давай, начальству привет от меня передай!

Долго Буевича упрашивать не пришлось. Он сел в лодку и, несмотря на усталость, задвигал веслами в два раза быстрее, чем когда плыл сюда.

Тараканов расстелил плащ, положил на него Маслова и потащил от берега.

К утру он дошел до Изборска и оттуда послал в Печоры телеграмму за счет получателя. Кунцевич примчался на поезде через два часа, которые Осип Григорьевич провел на неудобной вокзальной лавке.

После обеда купили две лопаты, подрядили мужика и на телеге поехали к деревне Горбатицы. Оттуда до оврага, где лежал Маслов, было не больше километра.

Место для могилы выбрали на лесной полянке, среди сосен. Песчаная почва поддавалась легко, управились за час.

– Как собаку зарыли! – Тараканов положил сверху последний кусок дерна и оглядел дело рук своих со всех сторон. – Через неделю и следа не останется.

– Ну а что прикажете делать, Осип Григорьевич? – Лицо у непривычного к физическому труду Кунцевича было красным, по белоснежной сорочке расползлись пятна пота. – Ему теперь все равно, где лежать, а мы как в город вернемся, так панихидку справим, помянем по-христиански.

В Нарву приехали только к вечеру следующего дня. Когда Тараканов зашел домой, Настя повисла у него на шее, потом взяла его голову в руки и стала целовать – в нос, в глаза, в уши, приговаривая: «Слава Богу, слава Богу!»

Потом он хлебал щи с говядиной, а она, облокотившись на руку, смотрела на него не отрываясь.

– И где ж ты был?

Тараканов опустил ложку:

– Как где? В Париже.

– Сказки мне не рассказывай!

– Ну а где же еще, Настя? Не в Совдепии же!

Она улыбнулась, но смотрела по-прежнему недоверчиво:

– А Эйфелеву башню видел?

– Да ничего я не видел! Нас на вокзале встретили, в закрытый автомобиль посадили и за город отвезли. А как работу сделали, тем же путем домой отправили. Я и видел только, как французские деревни за окном поезда мелькают.

– Эх! Ты хоть деревни французские видел, а я и этого не видала, да похоже и не увижу никогда!

– Почему не увидишь? Скоро съездим. Только это, Насть… Нам надо развестись…

Йозеф Клопп съездил в Ревель, поговорил с Якобсоном и вскоре получил место чиновника нарвской криминальной полиции.