Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Барбара понятия не имела, о чем он говорил. Она раздумывала, что ей следовало делать, если Петер не сможет привести помощь или Ганса не испугают ее выдумки. Если сейчас закричать, сколько времени пройдет, пока кто-нибудь явится? Успеет ли Ганс убить ее? Она вспомнила о надгробной плите возле могилы. Если палач сбросит ее в эту тесную яму, Барбару раздавит, как блоху. Разумнее было бы тянуть время, пока Петер не приведет помощь.

– Про какое такое сокровище ты говоришь? – спросила она неуверенно.

Мастер Ганс заговорщицки подмигнул ей красным глазом.

– С радостью бы узнала, правда? Да и твой отец, этот умник… Ха! В этот раз я оказался умнее, и скоро у всех вас глаза на лоб полезут! – Он рассмеялся своим тихим, мелодичным смехом, который еще в детстве так пугал Барбару. – Вот увидите, я далеко пойду, дальше, чем Видман в своем Нюрнберге!

Тут глаза его подозрительно сверкнули.

– А может, твой отец уже раскрыл тайну? – прошипел он. – Он все пронюхал? Ну, говори!

Ганс принялся обеими руками загребать землю, и могила постепенно наполнялась. Барбара стояла уже по колено в грязи.

– Пронюхал он?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь! – закричала Барбара. – Ты… пес полоумный!

Платье на ней было изорвано и перепачкано, по лицу размазался пот вперемешку с грязью. Она увидела, как Ганс подобрал крупный обледенелый ком земли и прицелился в нее, словно играл. Барбара пригнулась, и снаряд пролетел над ней. Но Ганс тут же подобрал второй ком.

«Он хочет забить меня! – пронеслось у Барбары в голове. – Утопили, задушили, пронзили колом, замуровали живьем… а меня забьют камнями!»

– Что известно твоему отцу? – прорычал палач. – Отвечай, пока я не размозжил тебе голову, как перезрелое яблоко.

Барбара набрала в грудь воздуха и собралась крикнуть.

В этот момент мастер Ганс потянулся к надгробной плите.

– Боже правый! Если так и дальше будет продолжаться, нас всех повесят, как жалких воров! Бу… будь я проклят! Чего только не выпадает на долю нашего брата!

Каспар Хёрманн грохнул по столу выпитой наполовину кружкой, так что пиво расплескалось и забрызгало Куизлю последнюю чистую рубашку. Палач из Пассау громко рыгнул и плюхнулся на свое место, едва не упав при этом. Судя по всему, он снова выпил лишнего – и это ранним утром…

Куизль задумчиво отвернулся. Совет в трактире у Радля начался примерно час назад. Палачи, как всегда, сидели с именными кружками за длинным столом посреди зала, подмастерья – на грубых скамьях у стены. В свете черных свечей собрание выглядело довольно зловеще. Тем более что ставни закрыли из-за холода. Было душно, дым от множества трубок густым облаком нависал над залом. Георг сидел рядом с храпящим сыном Хёрманна и внимательно слушал разговор палачей; глаза у него слезились от дыма.

Поначалу говорили на самые обычные темы, о повышении жалованья и запрете на врачевание, которым грозились немецкие курфюрсты. Но многочисленные слухи просочились и в ряды палачей. С тех пор как юную Терезу Вильпрехт нашли убитой, все больше горожан видели в собрании истинную причину всех таинственных происшествий.

Рядом с Куизлем сидел Филипп Тойбер, его давний друг из Регенсбурга. Он нахмурил лоб.

– Можно сколько угодно орать друг на друга, только это не поможет, – сказал он, обращаясь к пьяному Хёрманну. – Давайте лучше вместе найдем решение, пока нам в таверну красного петуха не подпустили.

Остальные молча покивали и уставились в свои кружки. Потом Бартоломей Куизль, сидящий в дальней части стола, сердито встряхнул головой.

– Черт возьми, как им вообще в голову могло прийти, что мы имеем какое-то отношение к этим убийствам? В чем только меня не обвиняли – и кровопийцей звали, и посланцем беды… Но подлым убийцей мне бывать еще не приходилось.

– Все дело в самих убийствах, – заметил Михаэль Дайблер. – Жертвы задушены, похоронены живьем, утоплены… Каждое из них похоже на казнь. А казнями занимаемся мы, палачи.

– Глупости какие! – проворчал Маттеус Фукс, рыжий палач из Меммингена, сидящий справа от Бартоломея. Это был гордый человек, который не терпел возражений. – Утопить кого-то может даже безмозглый пекарь. И мне еще ни разу не приходилось сажать кого-то на кол. Сейчас к таким способам уже не прибегают!

Его собратья из Ингольштадта и Нёрдлингена согласно поворчали. Только Конрад Неер улыбался, словно услышал плоскую шутку.

– Не вижу повода для веселья! – вскинулся Фукс.