В это время узкие переулки словно вымирали. Лавки в ремесленных кварталах Граггенау закрылись, и по брусчатке стелился холодный туман. Георг плотнее закутался в плащ и свернул на Кожевенную улицу, тесный проулок в сотне шагов от Изарских ворот. По улице, ведущей к рыночной площади, еще проезжали редкие повозки и попадались прохожие. Здесь же Георг оказался словно в дремучем лесу.
Из всех прохожих, у кого он спрашивал дорогу к этой купальне Тюрльбад, двое ответили довольно уклончиво, и только третий подсказал ему направление. При этом он так странно посмотрел на него, что Георг поневоле задумался. С этой купальней явно было что-то не так.
Георг часто слышал о подобных купальнях. Когда-то такие были и в Шонгау. Мужчины и женщины залезали в чем мать родила в большую бадью, наполненную теплой водой, и купались все вместе. Там, конечно, был и цирюльник, который при необходимости брил бороды, выдергивал зубы или делал кровопускания. И все-таки главная цель этих заведений сводилась к удовольствию. Должно быть, не один невинный ребенок был зачат в такой бадье. Из-за французской болезни и нападок со стороны протестантов подобные купальни закрывались одна за другой. Очевидно, в Мюнхене одна такая все же сохранилась, и Георгу не терпелось посмотреть на нее.
У двери на углу улицы висела ржавая табличка с изображением бадьи со змеей. Покосившееся двухэтажное строение, несомненно, видело лучшие времена. Ставни были заколочены, штукатурка обсыпалась. Но сквозь щели пробивался свет, время от времени слышался раскатистый хохот и женский визг.
Георг начинал понимать, что творилось в этом сомнительном заведении и почему прохожий так странно на него смотрел. Раньше здесь, может, и бывали порядочные люди, но сейчас сюда захаживали те, кто искал себе женщину по сходной цене, а то и двух.
Купальня Тюрльбад представляла собой не что иное, как бордель.
Георг вспомнил, как они с Магдаленой еще накануне спорили о проститутках. Он говорил с таким видом, будто его это возмущает, но ему часто доводилось сворачивать на Улицу роз в Бамберге. Мужчинам и женщинам разрешалось вступать в близость лишь после обручения. Но для этого нужны были деньги и разрешение городского совета или хозяина. Поэтому многие подмастерья женились только в зрелом возрасте. А до тех пор вынуждены были обуздывать похоть, что удавалось далеко не каждому.
Георгу в том числе.
Стражники, скорее всего, знали о происходящем в купальне, хотя публичные дома в Мюнхене уже не первый год были под запретом. Но, покуда все содержалось в секрете, власти, очевидно, закрывали на это глаза. Не исключено, что некоторые из стражников и сами туда захаживали.
Георг робко постучал в дверь, и почти сразу открылось маленькое зарешеченное окошко.
– Опоздали, – послышался ворчливый голос. – Купальня уже закрыта, приходите завтра.
– Я… я пришел побриться, – неуверенно ответил Георг.
– И как вы хотите побриться? – несколько настороженно спросили за дверью.
– Я… хочу сбрить эту рыжую бороду. – Георг наконец вспомнил наставления старика в трактире.
– Рыжую бороду, значит… Что ж, давай посмотрим.
Дверь отворилась, и перед Георгом вырос широкоплечий, коренастый мужчина в кожаном фартуке. По лицу его ручьями стекал пот. На Георга пахнуло теплым, пропитанным ароматом смолы воздухом, где-то в глубине дома взвизгнула женщина.
– Я цирюльник, – пробурчал мужчина и смерил Георга цепким взглядом. – Ну а ты кто такой? Я тебя раньше не видел.
Георг сглотнул.
– Я от Ионы.
Выражение цирюльника тут же переменилось. Он ухмыльнулся.
– А, старый добрый Иона! Так он что, еще жив или из могилы с тобой разговаривал?
– Он в добром здравии и шлет вам привет, – с ходу соврал Георг.
– Ладно, заходи.
Цирюльник втащил его внутрь, и Георг оказался в тесном коридоре с кухонной нишей. Банная комната по правую руку пустовала. Слева была еще одна комната, тоже пустая. Но откуда тогда доносились женские голоса? В конце коридора стоял массивный шкаф высотой в человеческий рост. Цирюльник открыл дверцу, и изнутри повалил пар. Георг на секунду опешил.
За шкафом продолжался коридор.
Вслед за цирюльником Георг шагнул в полумрак, едва освещенный парой факелов. Ему стало жарко в плотном зимнем плаще. Воздух был теплый и тяжелый, как летом перед грозой. За дверьми справа и слева слышались крики и тихие стоны. Цирюльника они нисколько не смущали.
Они повернули налево, преодолели несколько ступеней и оказались в вытянутой комнате с низким потолком, наполненной паром и дымом. В конце ее находилась большая изразцовая печь, которая и создавала весь этот зной. На скамьях вдоль стен сидели несколько мужчин и женщин. Все были обнажены, если не считать пары наброшенных полотенец. Еще две парочки развлекались в огромной бадье, установленной посередине. Когда Георг с цирюльником вошли в комнату, взоры всех женщин обратились к молодому подмастерью.
Читать дальше