Оливер Пёцш - Дочь палача и Совет двенадцати

Палач из Пассау еще слабо вздрагивал. В последний раз, когда Куизль склонялся над ним, он с трудом уловил его дыхание. Только глаза мигали, как две свечи на ветру, метались то в одну сторону, то в другую, словно высматривали убийцу своего хозяина. Подмастерьев между тем выпроводили, и воцарилась полная тишина. К пиву никто больше не прикасался. Хёрманну невозможно было помочь, и семеро палачей своим молчанием отдали дань уважения своему родичу. Все они были орудиями смерти и обращались с ней на свой лад.

– Черт возьми, пусть кто-нибудь положит этому конец! – проговорил Иоганн Видман, глядя на вздрагивающее тело Хёрманна; он побледнел и нервно грыз ногти. – Я этого не вынесу!

– Ждать уже недолго, – проворчал Куизль и понюхал пивную лужу на столе. – Воронец действует быстро. Но если тебе невтерпеж, Иоганн, можешь свернуть бедняге шею.

Видман промолчал и вновь занялся своими ногтями.

Тщательно, как собака, обнюхав лужу, Куизль поднялся и подошел к Хёрманну. Как и в прошлый раз, склонился над умирающим, чтобы вытереть холодный пот со лба, затем приложил ухо к его груди.

– Сердце едва бьется, – сообщил он. – Сомневаюсь, что он вообще что-либо воспринимает.

– Но эти глаза, – прошептал Маттеус Фукс. – Вы посмотрите на его глаза! Просто ужас.

– Мы уже не в силах ему помочь, – вздохнул Дайблер, сидевший во главе стола. – Но мы можем отомстить за него, разыскав убийцу. Здесь и сейчас. – Он выдержал многозначительную паузу. – Потому что ясно одно: убийца по-прежнему в этой комнате.

– Хочешь сказать, кто-то из нас прикончил Хёрманна? – спросил Йорг Дефнер. Одноглазый палач из Нёрдлингена до сих пор не произнес ни слова, но теперь ему стало явно не по себе. Его единственный глаз нервно подергивался.

– Вот умник! – Бартоломей пренебрежительно фыркнул. – А как иначе? Пиво было отравлено! Выходит, кто-то во время собрания подсыпал в кружку яд. А умереть, кстати, должен был мой брат. Вот я и думаю, кому из присутствующих хотелось свести счеты с Куизлем… – Он взглянул на Иоганна Видмана. – Ты всегда зуб на нас точил, признай! И столько лет не желал принимать Якоба в Совет. А теперь, когда его дочь приструнила тебя на глазах у всех, ты решил отомстить и отравить его. Прав я или нет?

– Как ты смеешь! – вскинулся Видман. – Это… это злостная клевета. За это мои подмастерья плетьми прогонят тебя по улицам!

– Ты не у себя в Нюрнберге, где они зад тебе целовать готовы, – вмешался Филипп Тойбер. – Так что возьми себя в руки, Иоганн. – Затем он повернулся к Бартоломею: – Хотя я тоже считаю, что подобные заявления нам следует держать при себе.

– Но если это так, – упорствовал тот. – Видман в последние дни уже несколько раз пытался обвинить Якоба. Из этого ничего не вышло, вот он и решил воспользоваться ядом…

– Довольно! – вскричал Дайблер. – В конце-то концов! – Он вскочил и со злостью ударил по столу. – Вот уже несколько дней вы ведете себя как стая гадюк! Люди зовут нас нечестивыми, и они правы. Мы позорим нашу гильдию! Наш родич при смерти…

– Он мертв, – перебил его Куизль.

– Что ты сказал?

Злость Дайблера угасла так же быстро, как и вспыхнула. Теперь он смотрел на Якоба, присевшего на колени рядом с Хёрманном.

– Я сказал, он мертв. Сердце наконец-то остановилось.

Хёрманн теперь совершенно затих, глаза тоже перестали двигаться, и в облике его проступило какое-то умиротворение. Куизль закрыл ему веки и вытер губы от рвотных масс. Могло даже показаться, что Хёрманн просто спит.

– Слава Богу! – вырвалось у Видмана. – Просто невыносимо было смотреть на его глаза.

– Наверное, потому, что они то и дело глядели на убийцу, – съязвил Бартоломей.

– Успокойся, Бартоломей. – Якоб поднялся и взял со стола свою кружку. – Руганью и криками убийцу не разоблачить.

Он сунул нос в кружку и принюхался, при этом громко пыхтя и причмокивая.

– Я с такими методами, наверное, так и не свыкнусь, – пробормотал Дайблер.

Остальные палачи тоже следили за действиями Куизля с любопытством и некоторой долей отвращения.

Якоб наконец закончил обнюхивать кружку.

– Воронец, как я и сказал, – проговорил он. – Известный также как борец или аконит. Даже прикоснувшись к нему, можно отравиться. И уж тем более если выхлестать целую кружку.

Куизль перевернул кружку. Из нее тонкой струйкой вытекли остатки пива.

– Выпито до дна. И все-таки кое-что осталось.

– То есть как? – спросил Йорг Дефнер.

Палач из Шонгау наклонил кружку, чтобы каждый мог заглянуть в нее.