Валерио Манфреди - Башня одиночества

— Кто вы такие? Кладбище закрыто.

— Мы это знаем, — сказал падре Бонн. — Но, видите ли, мы тут проездом из Рима и узнали, что один наш брат внезапно скончался и гроб перенесли сюда, в погребальную часовню, чтобы потом кремировать. Мы должны продолжить путь этой же ночью и хотим отдать ему последние почести. Мы были с ним очень близки…

Сторож покачал головой:

— Мне очень жаль, но в такое время это невозможно. У меня категорический приказ и…

Падре Бони сунул руку в кошелек, вынул оттуда банкноту и вложил ее в руку мужчине.

— Пожалуйста, — настаивал он, — для нас это очень важно. Прошу вас.

Человек незаметно рассмотрел банкноту, огляделся и, удостоверившись, что поблизости никого нет, впустил путников.

— Это в нарушение всех правил, — пробурчал он. — Я рискую своим местом. Но если ради благого дела… Давайте входите скорее. Как зовут вашего брата?

— Антонелли. Падре Джузеппе Антонелли.

— Подождите минутку, — остановился мужчина возле своего жилища. — Я должен взять журнал регистрации. — Вскоре он появился снова и пригласил их следовать за собой.

Они пошли по гравиевой дорожке, обнесенной двумя рядами кипарисов, мимо погребальных ниш и оказались перед низким серым зданием. Сторож повернул ключ в замке.

— Но это не погребальная часовня, — заметил падре Бони.

— Вы правы, — ответил сторож, открывая дверь и зажигая свет. — Это крематорий. Вашего брата уже кремировали.

Падре Бони обернулся к Хогану, лицо его было смертельно бледным, глаза вылезли из орбит.

— Вы можете отдать последние почести его праху, — продолжил сторож. — Если хотите…

Падре Бони, казалось, собрался уйти прочь, но Хоган, угадав это намерение, удержал его за руку и повлек за собой по большому грязному залу.

Вот, — указал сторож на ящичек, стоявший на оцинкованной полке. — Это урна с его пеплом. — Он подошел поближе и прочитал надпись, убеждаясь, что ошибки нет. — Да, это именно он. Джузеппе Антонелли, S.J. Что означает S.J.?

— Это означает Societatis Jesu, Общество Иисуса. Он был иезуитом, — ответил падре Хоган. Потом опустил голову и стал читать молитву. Пробормотав реквием, он поднял руку, дабы благословить урну, и сказал сторожу: — Спасибо. Для нас это хоть какое-то утешение. Сердечное вам спасибо.

— Не за что, — ответил мужчина.

— Ну, мы пойдем.

Падре Бони широко зашагал прочь, не дождавшись, пока сторож проводит их; падре Хоган последовал за ним. Они прошли, вероятно, метров десять, как вдруг послышался оклик сторожа:

— Синьоры!

— В чем дело? — остановился Хоган.

— Да, в сущности, ни в чем, но мне тут вспомнилось, что личные вещи кремированного обычно отдают родственникам. А этот человек был одинок в нашем мире, судя по записи в журнале. Если вы с ним были друзьями, быть может, вам бы хотелось забрать их?

Падре Бонн резко обернулся и почти побежал назад.

— Да-да, конечно! — воскликнул он. — Нам бы очень этого хотелось! Как я вам уже сказал, мы были очень привязаны друг к другу.

— Ну, у него не особо много вещей.

Сторож открыл боковую дверцу и провел их в некое подобие маленького кабинета. Подойдя к тумбе, он отпер ключом верхний ящик.

— Вот, — сказал он, — это его молитвенник.

— Вы уверены, что больше ничего не было? — расстроился падре Бони.

— Нет. Посмотрите сами. Здесь больше ничего нет.

На лице священника появилось выражение глубокой подавленности, и сторож озадаченно уставился на него. Падре Хоган взглянул на маленький томик в обложке из черной кожи, затертой от постоянного употребления, и в то же мгновение вспомнил землистый лоб больного, покрытый потом, и этот молитвенник, лежавший на ночном столике умирающего священника под тусклым светом ночника.

— Спасибо, — сказал он, — дайте мне. Мы сохраним его. — Взял молитвенник и направился к выходу.

Они снова сели в машину и молча поехали по пустынным в этот час улицам города. Падре Бони за всю дорогу рта не раскрыл. Руки его неподвижно лежали на коленях, он глядел перед собой не моргая. Когда машина, добравшись до нужного места, остановилась, он открыл дверцу и, по-прежнему не говоря ни слова, пошел через двор. Хоган окликнул его, прежде чем тот исчез под портиком. Падре Бони обернулся и увидел, что он стоит посреди двора с молитвенником в руке.

— Что это?

Хоган поднял вверх раскрытый молитвенник, зажатый между большим, указательным и средним пальцами, и показал его падре Бони.

— Это перевод, — сказал он. — Перевод «Таблиц Амона».