Игнасио Гарсиа-Валиньо - Две смерти Сократа

Продик Кеосский навсегда запомнил тот спор о демократии: распаленные гости на чем свет стоит кляли Перикла, и лишь Протагор видел в нем блестящего оратора и мудрого политика, а демократию признавал самой совершенной формой правления, без неравенства и притеснений.

Тут в разговор вступил Аристофан:

— Друзья мои, кое-кто из вас издалека, и наши порядки для него в диковинку. — Он обернулся к Протагору. — Вы глядите, как мы трясем бородами над урнами, и говорите себе: сколь же счастливы афинские граждане, которые сами решают свою судьбу и не чувствуют над собой меча тирании. Можно подумать, что афиняне все как один искушены в политике, а мы, по правде сказать, и сами не понимаем, за что голосуем. У нас выборы так часто, что все давно запутались. Все голосуют, а сами думают: кобыла-то моя вот-вот ожеребится, или: и с чего соседские куры лучше несутся.

— Вот именно, — глубокомысленно заметил Конн.

— Никак не пойму, — проговорил Анит, — отчего все считают Перикла большим мудрецом. Умный правитель ни за что не доверил бы народу принимать важные решения. Ведь это просто опасно — делиться властью.

— Но в этом и состоит главный принцип демократии, — возразил Протагор. — Всеобщие выборы — основа равенства и согласия. Нельзя править народом, не советуясь с ним.

— Народ в большинстве своем дик и глуп, — проворчал хозяин дома, — и сам не понимает, что для него лучше.

— В таком случае, — не растерялся Протагор, — следует установить разумные границы народного представительства, раз и навсегда решить, в каких случаях правители должны спрашивать мнение народа. Идти на поводу у черни не менее опасно, чем вовсе игнорировать ее.

Остальные гости приняли сторону Конна: пора отказаться от иноземных выдумок и передать власть в железные руки настоящего правителя. Но как выбрать самого достойного? Большинство полагало, что власть можно доверить лишь самым богатым и влиятельным гражданам, аристократам. На это Протагор возражал, что никакой аристократии не существует, а в правителе стоит ценить мудрость и великодушие.

Конн, в свою очередь, развил тезис о том, что хороший правитель должен взять на себя заботу о народе, ибо народ по сути своей глуп и подл и живет ради удовлетворения самых низменных интересов. Все поспешили согласиться с ним.

— Но ведь Перикл как раз так и поступает, — настаивал Протагор. — Город и вправду изменился. Я бывал здесь раньше и твердо могу сказать: Афины расцвели. Неужто вы сами не видите?

— Да, теперь у нас больше статуй, — заметил Аристофан. — В Акрополе построили великолепный храм. Кучу денег потратили, кстати. Теперь в Атенее можно полюбоваться на голых женщин. Надо отдать должное искусству Фидия [13] Фидий — греческий скульптор второй половины V в. до н. э. Среди его работ — статуи олимпийских богов, установленные на Акрополе в честь победы афинян над персами, и скульптурное убранство Парфенона. .

— Это благодаря демократии ты можешь писать свои комедии, — заметил Протагор. — И только благодаря демократии мы собрались здесь и хулим Перикла. Демократия — это свобода и равенство.

— Как же, свобода, равенство… — скривился Конн. — Одни слова. И кстати, почему ты упорно связываешь эти понятия между собой? На самом деле они исключают друг друга. Любой свободный человек стремится выделиться. Все, что угодно, лишь бы не оказаться равным другим.

— Что ж, соблюсти равновесие и вправду нелегко, — улыбнулся Протагор. — Я привык свободно высказывать свое мнение, но вовсе не собираюсь навязывать его другим.

Продик не участвовал в беседе. Молодой человек завороженно глядел на Аспазию, но та держалась поодаль и лишь изредка приближалась к гостям, чтобы наполнить вином пустеющие кубки. И все же Продик старался не упускать нити разговора и догадывался, к чему клонят спорщики.

— Любезный Протагор, — начал Конн, — ты ведь много странствовал — скажи, неужели ты действительно полагаешь, что раб или метек [14] Метеки — в Древней Греции чужеземцы, а также рабы, отпущенные на волю. Лично свободные, они не имели, однако, политических прав. Среди метеков встречались богатые рабовладельцы, торговцы, владельцы ремесленных мастерских. ничем не отличаются от свободного человека?

— Люди равны но природе своей, неравенство рождается в дурном государстве. Но государственный строй можно изменить. Вчерашний раб порой восстает против своего господина — таково его естественное право.