Мария Фагиаш - Лейтенант и его судья

— Быть может, лучше переехать мне? — в шутку спросил Кунце, и вдруг мысль эта ему понравилась. — Да, так и сделаем. Я сниму квартиру поблизости. Достаточно будет меблированной комнаты. Никакой роскоши. Две комнаты или гостиная со спальней, с отдельным входом и ванной.

— А где же ты будешь кушать?

— Завтракать я могу где-нибудь в кафе по дороге на работу, а ужинать здесь. В конце концов, это же все ненадолго.

Слово «ненадолго», похоже, успокоило ее, и она сказала, что будет присматривать подходящую квартиру. Когда горничная объявила, что стол накрыт, Кунце обратил внимание, что стол сервирован лучшим Розиным майснеровским фарфором. В серебряном ведерке со льдом стояла бутылка шампанского.

— А что же мы празднуем? — спросил он, только чтобы ее подразнить. С момента, как его переезд был решен, настроение у него слегка улучшилось. Он совсем не думал, что может избежать женитьбы — этот приговор обжалованию не подлежал. Тем не менее переезд в новую квартиру был в его нынешнем состоянии поистине благодатью.

После обеда они слушали граммофонные пластинки. Музыка повергала Розу всегда в романтическое настроение, и, когда она два раза подряд поставила вальс из «Веселой вдовы», Кунце встал и, извинившись, что у него был трудный день, пожелал ей спокойной ночи. Дождавшись конца пластинки, Роза отправилась спать. Оставшуюся почти полной бутылку шампанского она взяла с собой в спальню.

Сразу же после возвращения детективов из Венгрии комиссар Вайнберг разыскал Кунце в гарнизонном суде, чтобы проинформировать его о результатах следствия. В последние два дня венские газеты были заполнены сенсационными сообщениями о жизни и смерти Клары Брассай. Досужие репортеры успели поговорить с членами семьи Клары, с директором театра в Кешкемете, с бывшими коллегами, с портье «Гранд-отеля» и с фрау Кралик. Один отчаянный молодой человек попытался взять интервью у Ходосси-старшего, но был вышвырнут на улицу собственноручно его массажистом-сенегальцем.

— Моим людям пришлось попотеть, чтобы от этого патера хоть что-нибудь узнать, — сказал комиссар. — Он сказал, что порвал со своей дочерью, когда она ушла из дома и попала на сцену. — От его жены также много узнать не удалось. Она рассказала детективам, что ездила в Кешкемет и пыталась уговорить дочь вернуться; когда же дочь прямо при ней закурила сигарету, мать поняла, что Клару не спасти. Она встала и ушла. Больше она с дочерью не разговаривала. Я убежден, что она видит и сегодня в печальном конце своей дочери лишь божью кару за курение.

— Типичные кальвинистические убеждения, — заметил Кунце.

— Но мы все-таки заполучили кое-что важное — причем от матери. В шесть лет дочь перенесла скарлатину и в результате осложнений страдала слабым сердцем. В свидетельстве о смерти стоит сердечный приступ, и это совпадает с показаниями матери.

Днем позже на столе Кунце лежали результаты вскрытия. Поскольку труп находился в земле более двух лет, патологоанатомы не могли с уверенностью установить причину смерти. Но они не сомневались, что она не была ни задушена, ни отравлена. Токсикологический анализ дал отрицательный результат. Окончательное заключение гласило — нет никаких указаний на отравление.

Кунце был один в бюро, когда посыльный доставил ему запечатанный конверте заключением. Его первой реакцией было распорядиться доставить Дорфрихтера и сообщить ему результаты вскрытия. Но тут он вспомнил, что единственный раз, когда Дорфрихтер потерял самообладание, был именно тогда, когда речь зашла о том, что Клара, возможно, была отравлена. Девушка угрожала себя убить, и, когда ее действительно нашли мертвой, Дорфрихтер, должно быть, решил, что она привела свою угрозу в действие. Чтобы избежать скандала, который он, как кандидат на перевод в Генеральный штаб, не мог себе позволить, он сделал все, чтобы похоронить Клару как можно быстрей. Если бы в теле девушки сейчас нашли яд, в его невиновность никто бы не поверил. Дорфрихтер это понимал и из-за этого, вероятно, не спал ночами. Кунце решил ничего заключенному не сообщать. Если нужно сломить сопротивление человека, нет ничего лучше, как обречь его на бессонницу.

Он стал размышлять о том, какое действие окажут газетные сплетни на Марианну Дорфрихтер. Прямо перед свадьбой у ее мужа был бурный роман с венгерской актрисой. Скорее всего, он никогда жене о Кларе Брассай не заикался, так же как никогда ей не рассказывал об отправке десяти писем с ядом. Не говоря уже о том, как эта история ранит ее гордость, она сильно пошатнет и веру Марианны в него. В своей камере у Дорфрихтера достаточно времени, чтобы подумать о возможной реакции своей жены. Он не в состоянии будет развеять сомнения жены, вновь завоевать ее, если она решит порвать с ним. Еще один груз, который лег на него тяжким бременем, еще одна заноза в теле, не дающая ему спать.