Мария Фагиаш - Лейтенант и его судья

Эти его помыслы изменились внезапно и неожиданно, когда Рудольфу было всего восемь месяцев. Кунце взял в привычку по вечерам заглядывать в детскую. Малыш лежал, как обычно, в коротких штанишках в своей кроватке, всецело, казалось, занятый попыткой сосчитать пальчики на ноге. Он был крепенький, для своего возраста живой ребенок. Услышав шаги, он оставил свою ножку и повернулся на бок, чтобы посмотреть, кто пришел. Кунце остановился у кроватки и стал смотреть на малыша. Вдруг навстречу ему протянулись ручонки его сына.

Осторожно он взял ребенка, опасаясь, что он такой же хрупкий, как цветок, но маленькое тельце, к его удивлению, было крепким и мускулистым. Крошечные ручки Рудольфа играли с пуговицами мундира и звездочкой на петлице.

— Он любит тебя, — объявила Роза, только что вошедшая в комнату.

— Глупости! Как он может? Он меня почти не знает, — проворчал Кунце. Ни за что на свете он не хотел дать понять Розе, как он смущен и тронут.

— Он знает, что ты его отец, — настаивала Роза.

— Ах, оставь. Все дело в форме. Дети любят все, что сверкает.

Все предвещало хорошее лето. Майор снял виллу в окрестностях Штробла, откуда открывался вид на озеро Вольфганг. Роза с маленьким Рудольфом, кухаркой и горничной выехали туда еще в начале июня, а Кунце решил присоединиться к ним в августе и провести там свой отпуск.

Ему не доставляло никаких неудобств, что он остался один в Вене. Тролль составлял ему компанию, он поседел вокруг носа и вел себя теперь спокойно и с достоинством. С недавних пор Кунце стал брать его с собой в бюро, где никто не был в претензии, что он линяет, хотя и Роза с течением времени смирилась с тем, что, если она хочет удержать мужа, она должна терпеть собаку.

В эти летние недели Кунце снова вел жизнь холостяка. Он питался в маленьком кафе гостиницы на Вайбурггассе. Если вечер был теплым, он ехал омнибусом в Венский лес. Он много читал — Штриндберга, Голсуорси, Томаса Манна, Франца Верфеля, д'Аннунцио и открыл для себя Пруста. Когда он спустя годы вспоминал об этом памятном месяце — памятном, потому что это был последний счастливый и спокойный июнь в его жизни и жизни его поколения, — он видел себя, сидевшим в тенистом дворе маленького ресторанчика под Веной с бокалом холодного вина перед собой, с Троллем у ног и перелистывающим страницы книги ветерком, дувшим с горы Каленберг. Пара кур выискивала хлебные крошки под столом, день угасал, всходил месяц, и хозяин вешал принесенную из дома керосиновую лампу.

Где-то кто-то наигрывал на цитре мелодию Лео Фалля, в соседнем дворе любительский оркестрик играл вальс о «прекрасном голубом Дунае», далее по улице звучала мелодия Оффенбаха на губной гармонике. Чудесные мелодии соединялись с ароматом лип и стаккато лошадиных копыт по мостовой перед домом в один умиротворяющий легкий шум.

Именно в этом дворике его застало известие об убийстве эрцгерцога, наследника трона. Кунце только что пришел сюда, договорившись о встрече с Герстеном и Принцем Хохенштайном. Они собирались втроем проехать на машине Принца на гору Каленберг, откуда открывался чудесный вид на город, и там, на террасе отеля, поужинать. Они собирались выехать в семь, но около восьми примчался Герстен с известием, которое, как ядовитый газ, уже заполняло все уголки Вены: Франц Фердинанд и его супруга убиты в Сараево!

Кунце прежде всего подумал, должен ли он привезти семью домой.

— Война? — спросил он.

Герстен покачал головой.

— Я не думаю. Кто в этой империи готов мстить за Франца Фердинанда и умирать за него? « De mortuis nil nisi bene », но будем честными: любить его никто не любил.

Кунце пришло в голову посещение замка Конопишт, вопрос английского ботаника, как может начаться война, и циничный резкий ответ эрцгерцога: «Всегда может произойти какой-нибудь конфликт, который сам по себе довольно безобиден, но стороной, желающей войны, может легко быть использован как повод». Теперь, при воспоминании об этом, эти слова звучали как ужасное предсказание.

— Кто возьмет меч, тот от меча и погибнет, — пробормотал Герстен. — Ты знал, что Франц Фердинанд заказал для себя изготовить двуствольную винтовку Манлихера? Фотографии, на которых он изображался рядом с горой убитой дичи, стали мне просто противны.

«Довольно сильно сказано для серебряного медалиста соревнований по стендовой стрельбе», — подумал Кунце.

— Я надеюсь только, что в известных кругах не захотят сделать из него мученика, — задумчиво произнес Кунце. — Меня бы это не удивило. Если для них это будет выгодно.