Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

Пауэрскорт почувствовал себя запутавшимся вконец. Едва успел он решить, что хоть немного да продвинулся в своем расследовании, как все опять развалилось. Впрочем, замешательство его продлилось недолго.

— Джонни, у тебя не осталось во второй бутылке немного вина? А, спасибо. Даже если Эдди был шантажистом, думаю, что направление, в котором нам следует двигаться, остается ясным. И думаю, идти нам придется двумя путями сразу. Первый связан с конюшими: лордом Генри Ланкастером, живым или мертвым, Гарри Радклиффом, Чарльзом Певерилом, Уильямом Брокхемом, лордом Эдуардом Грешемом, почтенным Фредериком Мортимером.

— Десять к одному на каждого из них в заезде памяти принца Эдди, — приступил к подсчетам букмекер Фицджеральд. — Пятнадцать к одному на королеву Викторию. Двадцать к одному на принца Уэльского. Двадцать пять к одному на принца Георга. Тридцать к одному на правительство. Пятьдесят к одному на всех участников за вычетом фаворита. Делайте ставки, джентльмены! Торопитесь!

— Нам придется исследовать жизнь каждого конюшего от колыбели и до нынешнего дня, — Пауэрскорт свою ставку сделал. — Узнать о них все — о каждом поступке, каждом друге, каждом романе с женщиной или мужчиной. Думаю, в этом нам могут сильно помочь мои сестры и твои родственники. Понимаешь, может статься, что у смерти Эдди имеются причины глубоко личные. Вспомни о том, как его убили, о разбитом в мелкие, валявшиеся по всему полу кусочки портрета его нареченной. Не исключено, что это месть. Или же убийце хотелось подтолкнуть нас всех к этой мысли. Портрет мог быть ложным следом, отвлекающим маневром.

— А каков второй путь, Фрэнсис? — по прикидкам лорда Джонни, вина во второй бутылке еще должно было хватить по меньшей мере на один бокал.

— Второй связан со скандалом. Скандалом вокруг Эдди. В последний свой уик-энд он притащил с собой в дом какой-то ужасный скандал. Быть может, не один, а два и даже три. Скандал-то и был тем, о чем принц Уэльский не решился даже упомянуть. Тем, о чем знает или чего страшится принцесса Александра. И Сутер знает, что им известно нечто, неизвестное ему. Ему остается лишь догадываться о том, чем оно может быть. Они навалили кучу всякого рода вранья и тайн — только бы скрыть под ней правду. Понимаешь, в том, как они отреагировали на смерть принца Эдди, присутствует одна странность. Мне это пришло в голову только вчера, когда я возвращался в сумерках из Фодерингея.

— Господи, и что же именно? — спросил Фицджеральд, обрадованный перспективой услышать нечто новое.

— Всего лишь одно, — Пауэрскорт вернулся к окну и снова посмотрел на погост. Лиса так и не покинула своего поста. — Все были очень печальны. Очень расстроены. Но, по-моему, удивления никто не испытывал. Они словно бы ждали такого конца.

В эту ночь Пауэрскорту приснился сон. Он находился в большой детской на верхнем этаже Сандринхем-Хауса. Ребенок там присутствовал только один. Принц Эдди. Принц сидел на полу, окруженный экземплярами «Таймс» и «Иллюстрейтед Лондон ньюс». Орудуя ножницами и большим ножом, он вырезал из газет буквы и наклеивал их на лист бумаги. И счастливо улыбался, работая.

Письма шантажиста. Шантажные письма. И только внимательно приглядевшись, Пауэрскорт заметил, что с ножа падают капли крови.

…Думаю, на этом этапе интерес будет представлять все — и обычное, и необычное. Каждый слух из тех, какими обменивается прислуга, каждая сплетня, касающаяся жизни господ, а такие сплетни циркулируют по всем большим домам, любой намек на тайну, любой запашок скандала. Короче говоря, дорогой мой Джеймс, в этом расследовании, как и во всех, что мы проводили вместе, держите глаза и уши неизменно раскрытыми и навостренными. Я, собственно, уверен, что вы так и сделаете, и с нетерпением ожидаю возможности прочитать ваши отчеты — или услышать их от вас, если вы сочтете это более уместным.

Прежние индийские правила остаются в силе. Пожалуйста, уничтожайте всю нашу переписку.

Пауэрскорт

Письмо это составлялось автором в большой спешке — в гостиной на верхнем этаже дома его сестры на Сент-Джеймсской площади.

В штатах прислуги Сандринхема и Сент-Джеймсского дома произошли неожиданные перемены. Уилфрид Тикстон, многие годы состоявший в Мальборо-Хаусе и Сандринхеме старшим лакеем, неожиданно заболел и получил отпуск на неопределенный срок. Двору принца Уэльского посчастливилось быстро найти ему замену в лице некоего Джеймса Филлипса, старшего лакея леди Пембридж, приходившейся сестрой лорду Фрэнсису Пауэрскорту. Филлипс был агентом Пауэрскорта; они вместе служили в Индии и вместе проводили все расследования — за вычетом одного.