Дэвид Дикинсон: Спи, милый принц

— Если вы не возражаете, я бы лучше стал одним из британских генералов линии обороны, — сказал он, с восхищением озирая раскинувшееся перед ним обилие самых разных мундиров.

— Тебя, скорее всего, убьют, — весело сообщил Патрик. — Их почти всех поубивали.

По представлениям Роберта лучше было умереть британцем, чем стать ссыльным французом.

Орган играл Баха. Хористы вглядывались в стоявшие перед ними на пюпитрах ноты. На лице викария застыла счастливая улыбка из тех, какие викарии надевают на венчания. Пауэрскорт надеялся, что леди Люси не запоздает.

— Фрэнсис, Фрэнсис. Ради всего святого.

— Что такое, Джонни?

— Знаешь, я сказал тебе, что на венчание мне сил хватит. Ну так нет, не хватит. Мне что-то совсем худо.

Шорохи и шелест донеслись к ним с другого конца церкви. По центральному проходу приближалась леди Люси, сопровождаемая братом и трепещущей подружкой невесты.

— Ухватись покрепче за спинку скамьи, Джонни. Если не поможет, держись за меня.

Пауэрскорту явилась вдруг картина — он поддерживает под руку стоящую слева от него невесту, отчаянно стараясь удержать на ногах стоящего справа шафера.

Леди Люси миновала отданных под суровую опеку Уильяма Берка мальчиков в матросках, улыбнувшись им улыбкой тетушки. Роберт, выглядящий в новом костюме очень торжественным, поджидал ее на скамье невесты.

Фицджеральд уже немного покачивался.

— Держись, Джонни. Держись. Пастор вот-вот произнесет все что положено.

— Хочешь ли ты взять этого мужчину в венчанные мужья, дабы жить с ним согласно закону Божию, соединясь священными узами брака? Хочешь ли повиноваться ему и служить ему, чтить любовь его и пребывать с ним в болезни и здравии?

— Хочу, — твердо ответила леди Люси и улыбнулась Пауэрскорту.

— Я, Фрэнсис, беру тебя, Люси, в мои венчанные жены, дабы с этого дня и вовеки удерживать и оберегать тебя…

В трех скамьях от них поднялся какой-то шум. Это подрались двое племянников Пауэрскорта. Уильям Берк уже отчитывал их самым страшным образом. Я видел, как он запугивал придворных принца Уэльского, подумал Пауэрскорт, и теперь удивляюсь, что дети осмеливаются просто дышать в его присутствии.

Орган заиграл «Свадебный марш». Двое местных полицейских, благосклонно наблюдавших за происходившим с дороги, отсалютовали тем, кто выходил из церкви. Линия облаченных в матроски племянников, к которым уже присоединился и Роберт, образовала маленький почетный караул. Джонни Фицджеральд, прихрамывая, медленно приблизился к леди Люси и с великим удовольствием поцеловал ее в губы.

— Сто лет дожидался этой возможности, — с лучезарной улыбкой поведал он.

— Надеюсь, вам понравилось, лорд Джонни. Уверена, это поможет вам выздороветь. Разве вам не следует произнести теперь речь или еще что-то?

Речь Фицджеральда оказалась короткой. Он выглядел совсем больным. Он просто зачитал телеграммы — от Роузбери: «Пусть все ваши загадки будут простыми»; из Венеции, от синьора Панноне: «Все в "Даниэли" шлют вам поздравления, в особенности официанты»; от капитана Ферранте: «Мои поздравления. Сегодня я пою арию в честь вас обоих. Возможно, из моцартовской "Женитьбы Фигаро". Или вы предпочли бы "Так поступают все женщины"?»

В один из последующих послеполуденных часов лорд и леди Пауэрскорты уже стояли, облокотясь о поручни лайнера, пришвартованного в Саутгемптонском порту. Они отплывали на медовый месяц в Америку — в Нью-Йорк и Бостон, в Чарльстон и Саванну. Пауэрскорт с волнением предвкушал встречу с архитектурой Саванны, с огромными предвоенными домами, расставленными по городу словно в узлах правильной решетки.

— Ты видел нашу каюту, Фрэнсис? Она огромна. Такие большие, выходящие на море окна или как они называются, множество всяких шкафов и полок для багажа. Я уже навела там некоторый уют.

Муж похлопал ее по ладони. Внизу под ними собралась толпа, провожавшая громадное судно.

В телеграфной один из офицеров столичной полиции составлял рапорт комиссару. «Объекты на борту, — говорилось в нем. — Дорогой никаких осложнений. Следующие рапорты буду посылать по пути в Нью-Йорк. В гавани передам их американским властям. Джонстон».

Еще с возвращения Пауэрскорта в Англию за ним присматривали подчиненные комиссара столичной полиции, озабоченного его безопасностью. Ферранте сам присоветовал это своему другу, комиссару. «Вы просили меня охранять его, — говорилось в телеграмме Ферранте. — Я это сделал. Однако Англия для него небезопасна, я думаю. Эти люди способны на все. Присмотрите за ним, если сможете, комиссар. Перуджа прониклась к лорду Фрэнсису самыми теплыми чувствами».