Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

Любовь долго терпит, милосердствует: любовь все покрывает, всему верит, на все надеется, все переносит. Один из ангелов читает наставление, думал Пауэрскорт, наставление леди Люси и мне — здесь, в ложе Альберт-Холла. «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Здесь пребывают сии три: вера, надежда, любовь. Но любовь из них больше» [81] Первое послание к Коринфянам. 13, 4-13. . Ангел спустился. Музыка воспаряла все выше.

Любовь где-то рядом, она стучится в райские врата, высоко, высоко над улицами Лондона, величаво шествует в бесконечность. Любовь Бетховена. Божья любовь.

Когда эта тема отзвучала, Пауэрскорт повернулся, очень тихо, чтобы взглянуть на сидящую рядом леди Люси. Та нежно улыбалась, в глазах ее стояли слезы. Sunt lacrimae rerum. Пока четвертая часть симфонии возвращала публику Альберт-Холла на землю, Пауэрскорт рылся по карманам. Говорить же нельзя. Только не здесь. И не сейчас. Бетховен может прогневаться. А Бог так и вовсе перуны послать. Да где же карандаш? У него где-то был карандаш. Вот он. А писать есть на чем? Нет, только старый многажды сложенный номер газеты и отыскался в одном из карманов. Пауэрскорт извлек его на свет. Нашел пустое место — внутри рекламы горчицы «Колманз». И разместил на нем свое послание.

«Люси. Я люблю вас. Вы выйдете за меня? Фрэнсис».

Он легонько дотронулся до ее плеча, вручил ей смятую газету, ткнув пальцем в написанное.

Леди Люси улыбнулась ему. Слез уже не было. Она повела по воздуху пальцами, словно выписывая некие слова. Господи, это еще что такое, что за знаки она ему подает? Но тут он понял. У леди Люси нет карандаша. Он протянул ей свой. Вот такой отныне и станет наша жизнь, подумал он. Мы будем делиться всем — карандашами, программками Альберт-Холла, любовью.

Газета вернулась к нему. Ответ оказался упрятанным в другой рекламе, на сей раз — заварного крема «Птичий глаз». Пауэрскорт предпочел бы горчицу. Заварной крем он на дух не переносил.

«Фрэнсис. Конечно, выйду. Люблю, Люси».

Она отобрала у него газету и аккуратно уложила ее в сумочку. Надеяться, что мужчина догадается сохранить такую вещь, думала она, — дело решительно невозможное. Даже Фрэнсис. Хотя Фрэнсис, возможно, и догадается.

Бетховен уже приступил к последней части симфонии. Хор поднялся на ноги. Шиллерова ода «К радости» сотрясала зал. Вальсы и марши возвратились, чтобы принять новое обличье.

Леди Люси накрыла ладошкой ладонь Пауэрскорта. В темноте можно. Все равно никто не увидит. И вдруг ей стало все равно. Ей хотелось кричать, петь собственный гимн любви и счастью, обретенным ею с помощью Бетховена и Шиллера. И Фрэнсиса. Свою оду «К радости».

— Фрэнсис, — леди Люси Гамильтон и лорд Фрэнсис Пауэрскорт возвращались на Маркем-сквер в кебе, погромыхивавшем по Кромвель-Роуд. — Мне больше не обязательно называть тебя лордом Фрэнсисом, правда? Я хочу сказать — теперь. И ты не обязан называть меня леди Люси.

Голова ее лежала на плече Пауэрскорта. Уж очень холодно было снаружи.

— Ну, я всегда называл тебя леди Люси. Мысленно то есть.

— Да нет, я не против, называй меня леди Люси и дальше. Как-никак, это свидетельствует о подлинном уважении, не правда ли?

Пауэрскорт усмехнулся.

— А что ты скажешь Роберту?

— Роберту, ах да, Роберту, — леди Люси еще плотнее прижалась к плечу Пауэрскорта. — Знаешь, на днях он спросил, не собираюсь ли я выйти за тебя замуж. Вот так, просто. Думаю, я единственная оставшаяся незамужней из матерей мальчиков его школы. Наверное, это и навело его на мысль.

Она вспомнила их разговор: Роберта, довольного тем, что он покончил со школьным заданием по латыни, с существительными второго склонения, себя, сражающуюся с последним сочинением Генри Джеймса.

— Мам, а ты не думаешь выйти за лорда Пауэрскорта?

Леди Люси некоторое время собиралась с мыслями. Какие странные вещи говорит иногда Роберт. Впрочем, она и сама думала об этом — всего минуту назад. В Генри Джеймса так сразу не вникнешь.

— Ну, милый… — что бы ему такое сказать? Наверное, самое верное — правду, и чем раньше, тем лучше. — Я вышла бы, если бы он меня попросил. Но этого пока не случилось.