Дэвид Дикинсон - Спи, милый принц

— Вам приходилось прежде бывать в Венеции, лорд Грешем? — светским тоном осведомился Пауэрскорт.

— Приходилось. Правда, всего лишь раз. Но я так полюбил ее, что всегда хотел вернуться сюда.

Это он был здесь с матерью, сказал себе Пауэрскорт, в шестнадцать лет.

— А вы часто наезжаете сюда, лорд Пауэрскорт? Хорошо знаете город?

— Готовы что-нибудь заказать, джентльмены?

При появлении официанта с меню Грешем вздрогнул.

— Пожалуйста, не торопитесь, прошу вас.

В голосе главного официанта, кружившего вокруг их стола, слышалось эхо Манхэттена. Это, должно быть, тот, что ездил в Америку, подумал Пауэрскорт, уступавшую, по мнению мистера Панноне, Лондону и Парижу.

— Джованни! — лорд Грешем улыбнулся. — Рад видеть вас снова. Это лорд Пауэрскорт. Он тоже англичанин.

Официант поклонился. И принял заказы.

«Antipasto di Frutti di Маге», несколько минут спустя читал у себя в кабинете Панноне, салат из даров моря, в виде начальной закуски. Мозг его автоматически переводил все итальянские меню на английский. Затем «Brodo di Pesce», рыбный суп, «Risi е Bisi», ризотто, приправленное горохом и ветчиной, два «Faraona con la Peverada», цесарка с особой подливой. Бутылка «Шабли» для начала. Вдогон ей лорд Пауэрскорт заказал две бутылки «Шатонеф-дю-Пап». К цесарке в самый раз. Панноне припомнил свой разговор с синьором Липпи, состоявшийся в начале этого вечера.

«Эти англичане, по-моему, пьют намного больше нашего. Я давно к ним приглядываюсь. Вам тоже стоит приглядеться к ним, синьор Липпи. Так вот, я думаю, в молодого человека неплохо бы влить побольше вина, и с самого начала. Быть может, это развяжет ему язык. И, быть может, он расскажет лорду Пауэрскорту все, что тот хочет узнать».

— Вы спросили, хорошо ли я знаю Венецию, лорд Грешем. Я бывал здесь множество раз. И все же не решусь утверждать, что знаю ее хорошо. Я и поныне, гуляя по городу, раз за разом сбиваюсь с пути. Не думаю, что кто-либо способен хорошо узнать Венецию. В ней слишком много сюрпризов.

— Я понимаю, о чем вы, — отозвался Грешем, вглядываясь в украшающую морской салат большую клешню омара. — Однако я думаю, что и устать от нее невозможно. О, большое спасибо.

Джованни, американский официант, второй раз наполнил бокал Грешема. «Шабли» так хорошо идет под рыбу.

— Вы побывали во всех этих церквах? Я о тех, что висят здесь по стенам, — Пауэрскорт неторопливо продвинул по доске свою религиозную пешку.

— Я отстоял мессу в Святом Марке. Это потрясающе. И заходил сегодня после полудня в деи Фрари, — Грешем не отрывал глаз от зеркала, висящего над головой Пауэрскорта.

— Простите мой вопрос, — сказал Пауэрскорт, расчленяя ярко-красного краба, — вы верующий? Я хочу сказать — католик? Мне всегда казалось, что для человека, принадлежащего к этой вере, службы ее должны означать нечто куда больше, чем для других.

— О да, о да, — ответил Грешем, расправляясь с последними креветками. — Я действительно верующий, католик то есть. Я принял эту веру пару лет назад. Она многое для меня значит.

— Я часто размышляю о ней, — сказал Пауэрскорт. — В наши дни столь многие совершают путешествие в Рим. Это трудно? Я насчет обращения.

— В общем и целом — да, — с выражением ветерана веры ответил молодой человек. Тарелки уже унесли. Разложили чистые приборы. От «Шабли» почти ничего не осталось. — Но с другой стороны, нельзя ожидать, что истинная вера дастся тебе легко, не правда ли? Я страшно поссорился с матерью. Она не могла понять, зачем мне это нужно. И не пришла на церемонию моего посвящения в новую веру. Священник сказал, что, в конце концов, она все поймет. Я же думаю, что конец этот еще очень не близко.

Грешем мрачно усмехнулся. Остатки «Шабли» переместились в его бокал. Ризотто и рыбный суп пришли на смену скелетам морских тварей. А он так все и вглядывался в зеркало.

— Со мной это произошло после смерти жены. Тогда я и начал подумывать о переходе в католичество, — на сей раз Пауэрскорт передвинул по доске коня — или это был слон? — Ужасное было время. Мне и вправду требовалось тогда то, что принято называть утешениями веры. Я посещал тогда службы, самые разные, по всему городу. И во множестве англиканских мне казалось, что священники просто произносят слова, не более того. Нет, слова-то были прекрасные, по-настоящему прекрасные. Однако я думал в ту пору, что для людей, которые их произносят, слова эти мало что значат. Как вам суп?

Соблюдение приличий прежде всего. Хорошие манеры — вот наш последний оплот. Мы же британцы, не так ли? Старые итонцы, все до единого.