Иван Погонин - По следам фальшивых денег

Как после близости с женщиной спросить ее про другую женщину? И спросить так, чтобы она не влепила тебе пощечину и не потребовала немедленно убираться вон?

Осип Григорьевич рассуждал так: любовница Дунаевского пела в гостиничном ресторане, в котором сейчас выступала Роза. Пела долго, и наверняка имела среди персонала как врагов, так и приятелей. Многие из этих людей служили до сих пор и могли рассказать что-нибудь интересное про Наталью Патрикеевну. Что-нибудь про нее и про ее сердечного друга. Больше всего сыщика, конечно, интересовала информация про связи управляющего и певицы с благовещенскими «тузами». Сам расспросить гостиничный и ресторанный персонал он не мог – во-первых, это его сразу бы раскрыло, а во-вторых, вряд ли кто-нибудь из обслуги стал бы с ним откровенничать. Надо было найти такого человека, расспросы которого о Саяниной ни у кого бы не вызвали подозрений. Роза на эту роль подходила идеально. Оставалось только каким-нибудь способом заставить ее сотрудничать. За окнами начинался рассвет, надо было уходить, а как это сделать, Тараканов пока так и не придумал.

– Шикарный у тебя номер, – сказал он, стоя перед зеркалом и застегивая жилет.

– Шикарный. Лучший во всей гостинице. Отдельная горничная мне прислуживает. В ресторане я могу бесплатно брать все, что захочу. Вещей – полный гардероб вчера накупила. А еще халат вот этот. Халат тебе нравится? – спросила Роза, повернувшись кругом.

Осип Григорьевич заметил, что на обеих ее ногах красуются синяки.

– Хороший халат, – ответил Тараканов.

– Хороший. Я его не покупала, он мне в наследство достался.

– От кого? – спросил коллежский секретарь удивленно.

– А от той, которая раньше в этом номере жила. Ты представляешь, что эта скотина учудила? Привез меня к себе, сделал, как смог, – звезда брезгливо поморщилась, – свое дело кобелиное, потом достает из сундука халат и мне презентует. Примерь, говорит, он тебе должен быть впору. Я примерила. Носи, говорит, Наташка всегда меня в нем провожала, и ты провожать будешь. Оченно, он так и сказал «оченно», мне бабы в ём нравятся. Представляешь! Он мне халат прежней своей лахудры подарил! Сволочь!

– А кто она была такая? – поинтересовался Осип Григорьевич, услышав слово «Наташка».

– А то же, что и я. Мне девочки наши все про нее рассказали – пела здесь, в ресторане. Пела и с Иваном Павловичем дружила. Потом он ее выгнал. Только не была, а есть. Вчера вечером она ко мне прямо в гримерку явилась.

– Наташка? – не смог сдержать удивления сыщик.

– Наталья Патрикеевна. Пришла, вся расфуфыренная, пава павой. И кричит с порога: «Ванечка, как с приисков вернется, так тебя сразу и выгонит. Он меня одну любит. А не погонит, так я сама тебя кончу». Я таких дерзких особ терпеть не привыкла, ну и ответила. Слово за слово, дошло у нас до драки. Вон – синяки, видишь. Зато у нее вся морда расцарапана! Еле она от меня убежала. – Роза замолчала, ожидая дальнейших расспросов любовника. Но тот тоже молчал.

– Чего молчишь? – не вытерпела она.

– Тебя как зовут?

Фрейлейн Роза долго смотрела на Осипа Григорьевича широко открытыми глазами и наконец сказала:

– Клава. Клавдия.

– Небось из дома с подпоручиком сбежала?

– С корнетом.

– Нравится тебе такая жизнь?

– Не нравится.

– А чего же тогда?

– Не смогу я теперь по-другому.

– А ты попробуй.

– Пробовала, не могу.

– Клава, мне очень надо знать, где найти Наталью Патрикеевну.

Она опустилась на разворошенную кровать, прислонилась к спинке и засмеялась:

– Вот я дура, вот дура! Я-то думала…Ты из кого будешь, из блата или наоборот?

– Наоборот.

– Ну да, по тебе видно… Если смогу, узнаю. – Она говорила тихо, упавшим голосом. – Как узнаю, так сообщу. И не приходи ко мне больше.

Осип Григорьевич надел пиджак, пальто, шляпу и полез в окно.

Он мягко спрыгнул на землю, пересек обширный двор и вышел в переулок через калитку. Сыщик не заметил, что за ним пристально наблюдает высокий человек в черкеске.

Пароход «Джон Коккерил» Амурского общества пароходства и торговли отходил на Сретенск в девять утра. Всю дорогу до пристани Люся с Таракановым не разговаривала. Осип Григорьевич был несколько озадачен такой переменой в поведении девушки – перед сном она с ним попрощалась вполне тепло. Причина выяснилась уже в каюте второго класса. Как только коллежский секретарь запихнул Люсину корзину под шконку и выпрямился, так получил пощечину.

– За что? – потирая несильно ушибленное место, спросил он у гимназистки.