Иван Погонин - По следам фальшивых денег

– Значит, будем искать, что нам еще остается делать.

– А где можно раздобыть списки носильщиков? Как ваши люди определили, что опрошены все?

– Списки мы взяли в профсоюзе.

– У вас что, все носильщики – члены профсоюза?

– Ну да, а как иначе?

– Может, у вас и в полиции есть профсоюз?

– Пока нет, но мы думаем над этим.

– Совсем вы в своей Европе с ума посходили. Может быть, и для блядей скоро профсоюз устроите?

Себиль рассмеялся:

– Эка ты хватил!

– Жюль, одолжи мне список носильщиков, пожалуйста.

Следующие три дня Кунцевич провел на вокзале. Вместе с ним ходил один из людей Себиля. Инспектор показывал факторам свой значок, а Кунцевич задавал вопросы. Отвечали носильщики с явной неохотой. Каждому из них Кунцевич показывал портрет Левенталя и обещал награду в двадцать франков за любые сведения о нем. Услыхав о награде, носильщики становились словоохотливее, начинали внимательно разглядывать рисунок, но вновь, уже с явным сожалением, пожимали плечами. Последний вопрос, который задавал им Кунцевич, французскому коллеге явно не нравился:

– Месье, а вас уже спрашивали полицейские об этом господине?

– Да, спрашивали, и я им рассказал ровно то, что и вам.

Когда они отошли от очередного артельщика, француз спросил:

– Вы нам не доверяете, месье?

– Доверяй, но проверяй, – ответил ему Кунцевич по-русски, ставя галочку напротив еще одной фамилии из списка.

В конце третьего дня он неожиданно услышал «нет» в ответ на последний вопрос:

– Никто меня об этом господине не спрашивал, – сказал здоровяк-носильщик, уставившись на рисунок.

Надворный советник, уже поставивший галочку напротив фамилии носильщика, уронил карандаш.

– А вы последние пять дней были на службе? – голос у Кунцевича немного дрожал.

– Нет, месье, мы с Анри только позавчера вернулись из деревни. Наша сестра выходила замуж, месье, и мы отпрашивались у артели на три дня.

– А Анри, стало быть, ваш брат?

– Да, месье, родной брат.

– А где его можно найти?

– Он сегодня выходит в ночь, значит, спит дома.

– Будить я его не буду. Когда он начинает работать?

– В восемь, месье. Я закончу, а он начнет.

– Не могли бы вы меня с ним познакомить?

Анри долго вертел в своих лапищах рисунок и в конце концов сказал:

– Кажется, видел я этого господина, месье.

– Расскажите, пожалуйста, о нем поподробнее. Где вы его видели, когда?

– С неделю назад. Я дежурил днем. Стоял у входа на вокзал, со стороны улицы. Подъехало авто, из него вылез этот месье и позвал меня. Чемодан у него был небольшой, но такой тяжелый, что мне пришлось закинуть его на спину. Я потащил чемодан к багажному отделению, но месье потребовал нести его к поездам. Я ему объяснил, что с чемоданом его в вагон не пустят, но он отругал меня, назвал ослом и велел тащить чемодан к платформе. У начала платформы он велел мне поставить чемодан на землю, дал франк и сказал, что я свободен. Я удивился, ведь с платформы, к которой я принес его багаж, поезда не отходят, они туда приходят месье, там и в то время стоял поезд, пришедший из Берлина. Но, помня про осла, я ему ничего не сказал. Я отошел в сторонку и принялся наблюдать, хотел потешиться над этим месье. Я думал, что он вскоре поймет свою ошибку, начнет звать носильщика, тут я подбегу и заработаю еще денег. И действительно, месье вскоре стал звать носильщика. Я подбежал, взял чемодан и стал ждать приказаний, но опять нарвался на грубость. Месье назвал меня дубиной, спросил, долго ли я еще буду считать ворон, и велел нести чемодан к извозчику. Я отнес. Месье уехал, дав мне еще франк. Два франка за осла и дубину не так уж и плохо, не правда ли, месье?

– Два хорошо, а двадцать лучше, – сказал Кунцевич, отсчитывая купюры. – Номер извозчика, конечно, не запомнили?

– Нет, не запомнил. Гастон, ты не помнишь, какой у Шарля номер? – спросил Анри у брата.

– Нет, не помню.

– Простите, у какого Шарля? – Кунцевич напрягся.

– Шарль – это извозчик, к которому сел тот странный месье. Но его номер я не помню.

– Ты и правда дубина, – сказал Кунцевич по-русски, а по-французски спросил: – А вы не знаете, месье, где мне найти этого Шарля?

Тараканов в одиночестве сидел в кают-компании и с удовольствием хлебал превосходные щи с говядиной.

– Людвиг, вы должны меня понять! – Роза села напротив и положила ему руку на руку.

Осип Григорьевич поперхнулся.

– Вы славный, милый мальчик, мне было очень хорошо с вами. Но… Я должна думать о будущем! Вы же не собирались обеспечивать мое будущее? Верно? – Она пыталась поймать его взгляд, но Тараканов все время отводил глаза. – Не собирались… А Дуцкий… Да, Илья Прокофьевич немолод и некрасив, но… У него большие связи в Благовещенске, он обещал мне ангажемент. Нам, женщинам, очень тяжело без покровителя. Я ехала в Амурскую область на свой страх и риск, и, если бы не нашла места, это была бы катастрофа. Понимаете? Вы должны понять и простить меня. Ну, прощаете? Прощаете?