Иван Погонин - По следам фальшивых денег

– Кхм, – дал знать о себе сыщик.

Девушка вздрогнула, обернулась и прижала руку к груди.

– Господи, как вы меня напугали!

– Прошу прощения, мадемуазель, не хотел, ни в коем случае не хотел-с. Разрешите представиться – Людвиг Теодорович Эриксон, коммерсант. Что же вы одна здесь скучаете?

Барышня опять вздрогнула, подняла на него испуганный взгляд и тотчас снова опустила голову:

– Так…

– Почему наверх не идете?

– Не пускают…

– Кто же это вас не пускает?

– Брат…

– Так что же вы его слушаете? Разве вы ребенок?

Тут Тараканов увидел, что девушка вся сжалась и смотрит куда-то позади него. Осип Григорьевич обернулся. Сзади стоял угрюмый брат барышни.

– Прошу оставить нас, милостивый государь, – хриплым басом сказал он, – мала сестрица еще по разным компаниям шляться. Пойдем-ка спать ложиться, Люся.

Брат решительно взял барышню под руку и повел к санитарному отделению. Она так и шла – съежившись и опустив голову.

Когда Тараканов подходил к кают-компании, ее дверь раскрылась настежь и на палубу буквально вывалились Дуцкий и Роза. Певица схватила голову приисковика двумя руками и с такой страстью впилась ему в губы, как будто хотела выпить из него всю кровь. Осип Григорьевич как можно бесшумнее ретировался.

Из показаний Володко стало известно, что их с Левенталем последним совместным местом жительства в Париже был Hotel de Winchester, помещавшийся в доме 36 на rue de Londres. Эмилия рассказала, что Роберт в Париже стал представляться Александром Голяшкиным. Согласно журналу учета постояльцев, месье Alexandre Golyashkin выписался из гостиницы на родину. Чины бригады по наблюдению за меблированными комнатами подняли свои алфавиты и установили, что господин Голяшкин ни в какую Россию не уезжал, а перемещался по Парижу, регулярно регистрируясь в различных меблированных комнатах. С последнего своего места жительства он съехал совсем недавно, снова указав, что убывает на родину. Больше месье Голяшкин в парижских отелях, меблированных комнатах и частных домах не регистрировался. Ниточка опять оборвалась.

Хозяин меблированных комнат, в которых Голяшкин прописывался последний раз, – месье Пишон, в десятый раз повторил свой рассказ, в сотый раз проклял своего постояльца и вытер пот со лба.

Кунцевич поднялся со стула, налил воды из графина и подал стакан Пишону. Тот с жадностью отпил половину.

– А много ли было вещей у господина Голяшкина? – спросил сыщик у хозяина меблирашек.

– Один ручной саквояж и дорожный чемодан.

– Он уехал внезапно или заранее предупредил об отъезде?

– Заранее предупредил. Он попросил приготовить ему счет вечером накануне отъезда, утром рассчитался и уехал.

– На чем уехал?

– На такси.

– Вы заказывали мотор?

– Да, я, еще с вечера.

– В каком гараже?

Допрос шофера такси много не дал. Он припомнил, что отвозил постояльца Пишона на Северный вокзал. Там пассажир расплатился, позвал фактора и удалился восвояси. С Северного вокзала ежедневно уезжало огромное количество пассажиров, поэтому искать носильщика, помогавшего нести багаж Левенталю, казалось занятием бесполезным. Но Кунцевич настоял на том, чтобы всех их опросили. Инструктируя инспекторов, он попросил их особенно подробно расспрашивать носильщиков о тех пассажирах, которые внезапно передумали уезжать. Кроме этого, сыщик надеялся, что в поисках беглого каторжника поможет его портрет, нарисованный со слов Эмилии полицейским художником.

Никто из артели ни по словесному портрету, ни по рисунку не узнал Левенталя.

– Месье инспектор, я смотрю не на лица, а на багаж, – отвечали носильщики.

Пассажира, раздумавшего уезжать, тоже никто не припомнил.

Кунцевич с Себилем сидели на открытой веранде кафе и пили бордо.

– А они точно всех опросили?

– Слава! – с упреком ответил начальник французских сыщиков. – За своих людей я ручаюсь, они опросили всех.

Надворный советник барабанил пальцами по столу.

– Нет, не мог он уехать в Россию, делать ему там нечего.

– Ему вовсе не обязательно было уезжать в Россию. С Северного вокзала можно уехать в сотню мест. В Берлин, например.

– Можно. Но я чувствую, что он в Париже. Сердцем чувствую. У меня за годы сыскной службы особое чувство выработалось, и оно меня еще никогда не подводило. Зачем ему уезжать, Жюль? Он здесь живет довольно давно, имеет связи, имеет деньги, раз позволяет себе платить за гостиницы. А для переездов из страны в страну нужен паспорт. Зачем лишний раз предъявлять властям подложный вид? Да и боится он быть узнанным на границе. Он, как любой обыватель, переоценивает наши возможности. Наверняка думает, что каждый полицейский и таможенник Европы хранит в нагрудном кармане своего мундира его фотографию. Нет, не уезжал он.