Дмитрий Леонтьев - Дмитрий Леонтьев Петербуржская баллада

— Да, другое, — сказала Беликова, — Но, значит, и новые времена придут...

— Для этого делать что-то надо! — рявкнул Смоляков. — А не сидеть и ждать сложа руки.

— Так вы и делайте! Пишите! Пишите, учите, развлекайте, объясняйте! С идеологией нельзя бороться жестокостью — я это вам говорила! Идеологию можно победить только идеологией!

— Нельзя! — в голос крикнул Смоляков. — Потому что это не идеология — это бизнес! При чем здесь я, когда сотни и тысячи лет до меня писали свои романы настоящие гении! Чем они изменили мир? Или новейшие кофеварки и прокладки с крылышками — их достижения? Кровати с водными матрасами, машины, джинсы «Наф-наф», ручки «Паркер» — их? Нет, мир становится обустроенней, но не лучше! Подлецы не менее изощренны, богатеи не менее жадны и завистливы, трусы не менее изворотливы! Книги не помогают человечеству стать лучше — увы! Они лишь развлекают богатых и внушают бесплодные надежды бедным...

— Неправда, — обиделась Беликова. — Искусство — это богатство, которое только копится, и кто хочет, черпает из него, а кто не хочет, того и не заставишь... Да, тяжело. А когда было легко? Мы изнежились — вот в чем дело. Только изнеженные неврастеники считают, что «все пропало, все пропало». Жить, работать, оставаясь людьми, — разве не этому учит нас вся история? Книги? Сама жизнь?

— Плохо учит! Плохо! Я за полгода сумел больше, чем за десять лет! Посмотрите кругом: страх их всколыхнул, страх, а не идеология! Может быть, я опять успел мало, но кое-что все же смог: заговорили! Начали думать. А почему? Испугались... Я познакомился с Сухановым еще во время первой чеченской. Приезжал туда по делам, а он как раз в это время был ранен и... Полковой врач рассказал мне тогда, чем может быть опасен такой человек, оставаясь на свободе. При определенном подходе — я не стану вдаваться в подробности — он может выполнить все, что от него потребуют... Да, это подло — использовать такого человека, но я делал это не ради своих интересов.

— Я думаю, Катерина бы вас не одобрила, — тихо сказала Беликова. — Нет, не одобрила бы.

— Знаю, — спокойно согласился он, — я все знаю... И был на все готов. Я тогда был не готов только к одному: увидеть вас. Словно рок... Словно Катерина хотела мне этим что-то сказать... Я испугался, поторопился уйти, а потом подумал: какая разница, как все кончится? По крайней мере, хоть кто-то будет знать всю правду... Я знал, что вы меня подозреваете. Но мы же профессионалы, играть на раскрытых картах для нас не позор... Да и вам повезло: оказались в нужное время в нужном месте. Судьба сложилась так, что, кроме вас, вряд ли кто-ни-будь смог распутать тот узел, который я завязал...

— Смогли бы. В мире все устроено правильно, — покачала головой Беликова, — так или иначе, но это должно было закончиться, ибо это... Неправильно...Последнее убийство организовали, потому что Бортко пожалели?

— Много было причин, — отмахнулся Смоляков, — одна из них — вы...

Он достал из ящика стола небольшой, блестящий серебром пистолет и положил поверх тетрадки, в которой до этого что-то писал.

— Убивать меня будете? — с любопытством спросила Беликова.

— Вас? — удивился он. — Нет, что вы... Я был почти влюблен в вас... Это странно в нашем возрасте, не правда ли?.. Бежать мне тоже, к сожалению, поздно... Да и некуда... Они скоро приедут?

— Я просила дать мне полчаса, — призналась Беликова.

— Значит, надо торопиться. У меня к вам просьба.

— Все, чем могу.

— В этой тетрадке я написал, почему и как я сделал... то, что сделал. Сможете позаботиться, чтобы не была она похоронена в архивах следствия? Чтоб узнали...

— Не знаю, — тихо ответила она, — я не думаю, что это... пойдет на пользу...

— Спасибо за откровенность, — усмехнулся он и, вдруг став серьезным, спросил: — Екатерина Юрьевна... А вы смогли бы меня полюбить... Если б мы встретились с вами раньше... До всего этого?

Беликова растерялась, не зная, что ответить.

— Мне казалось, что я вам не противен, — он посмотрел на нее с таким жалобным лицом, что она решительно сказала:

— Да, наверное, смогла бы...

— Спасибо, — он улыбнулся, — даже если врете — спасибо... А теперь отвернитесь, пожалуйста... На минутку...

— Может быть... — неуверенно начала она, но Смоляков остановил ее властным жестом:

— Не говорите глупостей. Все идет так, как надо...Спасибо вам за эти последние дни... А теперь все же отвернитесь.

Она медленно отвернулась к окну. По стеклу ползли ручейки — шел дождь. Она достала из сумочки папиросы и закурила, заметив, как сильно дрожат пальцы... Папироса не успела истлеть до середины, как за ее спиной сухо хрустнул выстрел. Выкинув окурок в форточку, она подошла к мертвому, на груди которого медленно расплывалось багровое пятно, и погладила его по небритой щеке: