Жан-Франсуа Паро - Дело Николя Ле Флока

— Все это рутина, дорогой мой, — заметил Николя. — Но, полагаю, вам довелось сталкиваться и с необычными случаями?

— Разумеется! В 1757 году начальник полиции, достойный предшественник господина де Сартина…

— …который вас ценит и уважает.

Услышав комплимент, Шоре покраснел от удовольствия.

— Очень ему признателен. Так вот, как я уже сказал, в 1757 году я с ног сбился, рыская вокруг Арраса и Сент-Омера, а потом и по всей провинции Артуа в поисках родственников Дамьена, убийцы короля: мне поручили допросить их. А когда в 1760-м начались крупные кражи в театрах, меня привлекли к расследованию этого дела. Тогда мне удалось отыскать склад краденых вещей, устроенный мошенниками в Бриаре: горы всевозможных кошельков, часов, табакерок и кучи монет. Наконец, в прошлом году я сопровождал из Седана в Буйон роту гренадеров герцога Энгиенского, чтобы негласно посетить тамошние типографии и книжные лавки на предмет изданий и продажи запрещенных книг.

— Увы, это наш крест: мы все время ищем иголку в стоге сена! — вздохнул Николя.

Зажглись огни рампы, и три удара, возвещавшие начало спектакля, прервали их беседу. Сегодня давали «Гофолию» Расина. Пьесу Николя знал едва ли не наизусть, поэтому внимание его быстро переключилось на игру актеров.

Новая знаменитость, действительно, была очаровательна, однако ее партнер, знаменитый Лекен, вновь убедил его в превосходстве искусства над природой. Великолепная игра актера заставляла забыть о его уродстве. Он с таким вдохновением исполнял роль Абнера, что суровые и отталкивающие черты лица его полностью разглаживались. Часть публики, похоже, была раздосадована, что мадемуазель Рокур дали роль, успевшую прославить мадемуазель Дюмениль и мадемуазель Клерон. А, судя по последним доносам полицейских осведомителей, против юного дарования уже несколько недель плела заговор мадемуазель Вестрис, актриса Французского театра, которой покровительствовали герцог Шуазель, пребывавший в изгнании в Шантелу, куда его отправила клика Дюбарри и герцог Дюра. Великосветские связи Вестрис заставляли терпеть ее злокозненный характер.

Внезапно откуда-то послышалось кошачье мяуканье. Возможно, это была кошка, живущая в театре, а может, кто-то тайно пронес животное в зал. Как бы то ни было, кошачьи вопли произвели поистине чудесное воздействие; актеры замерли в изумлении, а молоденькие хористки принялись смеяться так заразительно, что их веселье передалось публике. Когда же кто-то в партере гнусавым голосом громко заявил: «Это кошка мадемуазель Вестрис», хохот стал поистине громовым и, нарастая, словно гигантская волна, затопил зал. Но стоило Лекену уверенно произнести свою реплику, как зрители умолкли, и спектакль продолжился. Однако тишина оказалась непродолжительной: новое происшествие прервало ход представления. Из оркестровой ямы выскочил непонятный субъект и, оперевшись на рампу, вскочил на сцену. Оттолкнув актеров, попытавшихся увести его, он закричал, что его зовут Бийар, и он прибыл в Париж добиваться постановки своей пьесы под названием «Соблазнитель». Пьеса его, одобренная многими достойными людьми, не попала на сцену исключительно из-за сопротивления каких-то жалких актеришек. Новая интермедия публике явно пришлась по вкусу: со всех сторон раздавались ободряющие крики: автору советовали отстаивать свои права.

Воспользовавшись расположением зрителей, субъект заявил, что, в отчаянии от вечных отказов, ему ничего не остается, как начать открытую войну против труппы театра. Он намерен разоблачить этих лицедеев, показать всем, какой дурной вкус царит у них в театре. Завершая свою гневную тираду, он призвал на головы труппы, а также всех, кто ее поддерживает, беды и несчастья, и выразил надежду, что ему больше не придется зависеть от столь гнусных судей. Затем он предложил партеру прослушать его пьесу, кою он готов прочесть незамедлительно. И если присутствующие здесь признают ее достойной, он силой заставит недостойный ареопаг принять ее к постановке. Отбиваясь от служителей, пытавшихся стащить его со сцены, он ухитрился извлечь из кармана свиток и принялся его раскручивать; свиток оказался длиннющим. Обороняясь, он вытащил шпагу и стал махать ею во все стороны, пока один из стражников ловким движением не выбил оружие у него из рук. Театральные служители вместе с дежурными караульными навалились на возмутителя спокойствия и силой увели его в фойе.

Желая поскорее покончить с шумом, актеры продолжили спектакль, но партер потребовал вернуть скандалиста на сцену. Несмотря на старания актеров, шум усиливался, и караульные, явившиеся с подкреплением, принялись раздавать тумаки во все стороны и задержали нескольких зрителей; активное сопротивление публики превратило театральный зал в поле сражения.