Карло Мартильи - 999. Последний хранитель

— Он не сообщил, с каким из друзей хочет остаться: с живым или с мертвым.

Франческетто с издевкой хмыкнул и обернулся к отряду, но никто ему не ответил.

Сколько помнили себя обитатели здешних мест, ходившие сюда за хворостом, этот лес назывался Божьей рощей. Он и вправду был священным местом. Здесь, в тени древних дубов, друиды собирали когда-то целебные травы и волшебные листья. Тот, кто ехал через лес, знал, что здесь он в большей безопасности, чем на окрестных полях, залитых солнцем.

В тот день за каждым из дубов прятался человек с луком или арбалетом. У всех этих людей в голове вертелся один вопрос: выживут ли они и станут богатыми или погибнут вдали от родных мест?

Долго им ждать не пришлось. Колонну составляли прекрасно экипированные рыцари с дорожным вооружением. Цвета дома Савойи и французские золотые лилии посверкивали в ярких солнечных лучах. Впереди ехал герольд, задававший темп всем остальным. Франческетто пропустил первых всадников, стараясь сквозь листву разглядеть профиль графа делла Мирандолы. Если Пико останется в живых, тем лучше: не надо будет тащить с собой разлагающееся тело. Он подождал еще и громко свистнул. С обеих сторон на тропу посыпались стрелы. Одни сломались о стволы или пролетели мимо, другие попали в цель.

Жерар де Рошфор отдал команду чуть отойти и спешиться. Всадники, вжавшись в тела коней, пустили их в галоп. Они были опытными солдатами и знали, что надо делать, чтобы вырваться из засады. Больше всех пострадал арьергард. Многие упали замертво.

Франческетто приказал атаковать раньше, чем всадники окажутся пешими, и орда без штандартов или иных опознавательных знаков выскочила из леса и с воплями бросилась на тех, кто остался в живых.

Франческетто шел позади, выжидая, когда наступит его момент, и вдруг услышал многократный звук рога. Он исходил от группы всадников, которые неподвижно ожидали атаки. Потом затрубил еще один рог, уже за спиной. Земля задрожала, а вместе с ней затрясся Франческетто, потому что с тыла на него выехала шеренга всадников с копьями наперевес.

Рошфор разделил своих людей на два отряда, как было предписано во всех военных учебниках, которых сын понтифика никогда не читал. Первый отряд с трудом выдержал атаку, а потом, когда в третий раз раздался звук рога, медленно двинулся в наступление. Люди Франческетто слишком поздно поняли, что против них с тыла брошено свежее подкрепление. Они сбились в круг и пытались отбиваться и от тех и от других. Последние пятеро бросили мечи и запросили пощады. Рошфор им отказал. Тот, кто нападает исподтишка, пощады не заслуживает.

Пока победители считали убитых и перевязывали раненых, подъехал рыцарь, который за волосы тащил дезертира. Он не был ранен, крови на нем не наблюдалось. Одежда, хотя и грязная, говорила о том, что ее владелец — богатый человек. Дезертира бросили на колени возле погибших. Рошфор остановил своих людей, уже приставивших к нему клинки, и подошел. Он упер меч в подбородок незнакомца, поднял его голову, и взгляды их встретились. В глазах дезертира застыл бесконечный ужас.

— Кто вы и почему не сражались вместе со своими людьми? Вы подлец и заслуживаете смерти.

— Сжальтесь, сударь, — захныкал Франческетто. — Не убивайте меня. Я могу дорого стоить, если вы запросите выкуп.

Рошфор плюнул ему в лицо, но Франческетто даже не попытался утереться.

— Такой тип, как вы, ничего не стоит, если бросает своих людей умирать, а сам не сражается.

— Нет, неправда. Сегодня вам повезло, сударь. Я Франческетто Чибо, сын Папы Иннокентия Восьмого.

Всадники вокруг Рошфора расхохотались, и очень скоро слова пленника уже повторяли в отряде на все лады. В глазах капитана подобное утверждение выглядело богохульством, и он ударил Франческетто по лицу рукой в железном доспехе.

Джованни наблюдал за сценой издали. Он пока не понимал, кто ее второй участник. По знаку Рошфора один из его приближенных попросил Пико подъехать.

— Господин граф, вы знаете этого человека? — спросил капитан. — Кажется, это он командовал теми бандитами, которые на нас напали.

Франческетто Чибо, так и не поднявшийся с колен, и Джованни Пико делла Мирандола, стоящий напротив, посмотрели друг другу в глаза. У первого от ярости, а прежде всего от страха изо рта бежала пена. Второй задавал себе вопрос, что же это за шахматная доска, на которой разыгрывается такая абсурдная партия. И какой фигурой он оказался? Он мнил себя ладьей, башней, от которой вдаль расходился свет. А может, он всего лишь жалкая пешка, обреченная идти вперед, клетка за клеткой?