— Ваши решительные действия в Пуяне против монахов храма Великой Благодати сделали членов буддийской клики при Дворе вашими врагами. А теперь вы восстановили против себя могущественный клан евнухов. Вы должны помнить, Ди, что при Дворе у вас есть непримиримые враги. Но есть также и преданные друзья. Я — в их числе.
Его тонкие губы искривились. Первый раз судья увидел подобие улыбки на губах начальника дворцовой охраны. Судья поклонился и вышел. Гвардеец, дежуривший у ворот, спросил, подать ли судье паланкин, но Ди ответил, что предпочитает лошадь. Ворота распахнулись, и судья верхом пересек мраморный мост.
Въехав в сосновый лес, судья ощутил на спине теплые лучи солнца и понял, что время приближается к полудню. Глубоко вдыхая бодрящий воздух, он наслаждался им после тепличной атмосферы Дворца. Судья распрямил плечи и с гордостью подумал о том, что бесчестным заговорщикам не удалось запятнать императорский трон. Во Дворце всегда будут интриги — в этом неизбежная слабость управления великим государством. Но до тех пор, пока верхушка чиновников будет оставаться здоровой, все будет хорошо в Поднебесной.
Судья продолжал путь, лошадь бесшумно ступала по толстому слою сосновых иголок, устилавших дорогу. Внезапно он натянул поводья: из-за поворота показался Наставник Тыква. Горлянка свисала на красном шнурке с пояса старика. Остановив ослика, Наставник Тыква внимательно взглянул на судью из-под кустистых бровей.
— Рад видеть вас в этой маленькой шапочке, судья. Я знал, что клочок желтой бумаги с пятном красной туши не изменит вашей сущности. Где ваша горлянка?
— Я оставил ее в «Зимородке». Очень рад, что мне опять выпало встретиться с вами, Наставник Тыква, перед тем как я покину Хэши.
— Это третий, и последний, раз, судья. Жизнь человеческая, подобно природе, циклична. На одно короткое мгновение наши с вами жизни соприкоснулись. Что нового во Дворце?
— Я вернул ожерелье вашей дочери. Я думаю, что ее обручение с начальником императорской гвардии Каном будет объявлено. Кто вы, Наставник Тыква?
— Скорее, кем я был, — отвечал старик сурово. — Раз уж вы так много знаете, я могу рассказать вам и об этом тоже. Много лет тому назад я был военачальником. Отправляясь на север сражаться с варварами, я оставил свою тайную возлюбленную, которая носила под сердцем мое дитя. В последней битве подстреленная лошадь, падая, сломала мне ноги. Я попал в плен к варварам и пятнадцать долгих лет был ничтожнейшим из рабов. Тогда-то я и постиг тщету мирской власти. Я бы покончил с собой, но мысль о моей возлюбленной заставляла меня цепляться за жизнь, какой бы ужасной она ни была. Когда мне удалось бежать и вернуться в Китай, я узнал, что моя возлюбленная умерла. Но она была избрана императорской наложницей сразу после моего отъезда и в должное время родила дочь. Мою дочь, как вы правильно догадались. Она была объявлена дочерью Императора, поскольку евнухи боялись, что им придется понести наказание: ведь они не убедились в девственности наложницы прежде, чем та вошла во Дворец. Так я познал пустоту мирской любви. Я стал странствующим монахом, оставив лишь одну ниточку, связывающую меня с этим миром, — заботу о счастье моей дочери. — Он помолчал, потом добавил с неохотой: — Меня звали Оуян Пэйхань.
Судья кивнул. Ему приходилось слышать об отважном генерале. Гибель этого славного воина оплакивала вся страна. Двадцать пять лет тому назад…
Старик между тем продолжал свой рассказ:
— Тыква становится полезной после того, как ее сделают пустой. Только тогда ее высохшая корка может служить сосудом. То же самое касается и людей, судья. Лишь освобождаясь от тщетных надежд, мелких желаний и взлелеянной мечты, мы можем принести пользу другим. Может быть, вы поймете это позднее, судья, когда состаритесь. Встретив вас в лесу, я догадался, кто вы такой. Мне приходилось слышать о том, что мы с вами похожи друг на друга, и, кроме того, я ощутил ту мощь, которая исходила от вас. Так получилось, что две тыквы-горлянки, бывшие при нас обоих, связали нас в звенья одной цепи, мгновенно и совершенно естественным образом обозначив наши отношения путешествующего врача и бродячего монаха. И поэтому, несмотря на то что я твердо верю в недеяние, я решил на этот раз выковать следующие звенья в этой цепи причин и следствий и посоветовал дочери вызвать вас. После этого я предоставил событиям следовать их естественным путем. А теперь будет гораздо лучше, если вы забудете обо мне, судья. До тех пор, пока когда-нибудь вновь не вспомните. Ибо если для незнающих я всего лишь бронзовое зеркало, о которое они разбивают свои головы, то для мудрых я представляю собой дверь, через которую можно входить и выходить. — Он щелкнул языком, и ослик засеменил прочь.
Читать дальше