Макс Коллинз - Неоновый мираж

Появился «Киллер»; он принес бокалы со свежеприготовленным чайным напитком. Рафт спросил его, вызвал ли он такси для девушки. «Киллер» утвердительно кивнул и снова ушел в дом.

Я отхлебнул из бокала.

– Почему Вирджиния не в Вегасе вместе с ним?

– Часть времени она проводит там. Но довольно часто возвращается сюда.

– Почему?

– Она ненавидит пустыню.

– Насколько я понимаю, чтобы встретиться с Сигелом, мне нужно будет отправиться в Лас-Вегас?

– Не обязательно. Он собирается приехать в город в конце недели. В пятницу вечером. На презентацию теплохода «Люкс».

– А это что такое?

– Новый теплоход Тони Корнеро, специально оборудованный под казино. Бен был одним из партнеров Тони, когда у него был другой пароход – «Рекс». Хочешь побывать на «Люксе»? Ты можешь отправиться вместе со мной.

– Это было бы прекрасно.

– А сейчас, если позволишь, – сказал Рафт, вставая и затягивая пояс халата, – я пойду немного посплю. У меня сегодня на вечер запланирована одна встреча.

Беверли Хиллз не всегда было таким престижным местом, каким оно стало позже. На Голливудских холмах селились актеры, которым был закрыт доступ в высший свет и элитные клубы Лос-Анджелеса. Они строили себе сказочные особняки, выбрасывая деньги на возведение домов один причудливее другого. Одним из первых таких голливудских особняков было шестнадцатикомнатное «Соколиное гнездо» Рудольфе Валентине. Этот дом он построил за год до своей смерти.

Расположенное на склоне холма, это двухэтажное строение впечатляло своими размерами, но мне оно показалось чем-то вроде большой казармы – с белыми стенами и украшенной фестонами красной черепичной крышей. Особняк располагался в живописном месте. Словно зеленым поясом, его окружало множество деревьев, которые, однако, не закрывали вид на близлежащие холмы, Лос-Анджелес и даже остров Каталина.

Стоял июльский теплый полдень. Общий вид особняка, утопавшего в зеленом море, создавал впечатление чего-то нереального, киношного. Это была Калифорния, где реальная жизнь и кино слились воедино.

Я оставил свой «форд» на открытой бетонной площадке рядом с воротами виллы. Вокруг не было видно следов каких-либо других автомашин, хотя рядом была конюшня, переоборудованная под гараж. Я прошел через арочный проход и приблизился к двустворчатым дверям дома – огромным дубовым плитам, о которые, наверное, можно было разбить кулаки, пытаясь достучаться до хозяев. Наверное, благодаря таким дверям и изобрели звонок, и в «Гнезде Сокола» таковой имелся. Я позвонил.

Затем еще раз.

Рафт звонил сюда по телефону, чтобы предупредить о моем визите, и Вирджиния должна была знать, что я еду к ней, и быть дома. Прошло всего лишь около пятнадцати минут после телефонного звонка Рафта, но на мои звонки в дверь никто не откликался. Я позвонил снова. Звук звонка, похожий на мягкий перезвон курантов, приглушенно отзывался за массивными дверями.

Наконец они открылись, и между дверными створками появилась она – с полуулыбкой на лице, с распущенными, длинными до плеч подкрашенными в рыжий цвет волосами и смеющимися серо-зелеными глазами. Нет, ее глаза, конечно, не говорили «ха-ха-ха» или что-нибудь в этом роде, но вы, надеюсь, меня поняли.

Я еще не сказал вам, что она была голой? Так вот, она была совершенно голой. Признаюсь, я слегка опешил. Это уже была вторая голая красотка за сегодняшний день. Может быть, у них так принято в Калифорнии? Поди разбери!

– Привет, Геллер. Тысячу лет тебя не видела. Проходи.

У нее по-прежнему было ее алабамское произношение, но мне показалось, в нем стало меньше мелодичности. Голос ее несколько погрубел, но это, может быть, добавило ей чуть-чуть шарма, и она, как и раньше, произносила слова невнятно, проглатывая их. Сказать, что она была пьяной, было бы несправедливо, но и назвать ее трезвой было нельзя.

Я последовал за ней через огромный холл с высоким потолком, где вполне уместился бы мой номер в отеле «Моррисон» и еще осталось бы место для танцевального зала.

Внутреннее убранство дома было роскошным – на стенах висели старинное оружие, гобелены, чеканка. Но я мало обращал внимания на всю эту дорогую утварь. Я следовал за обнаженной женщиной, чье тело было бело-кремового цвета – такого же, как у статуэтки из слоновой кости, которая стояла на столике в холле. Покачивая бедрами, которые явно были не из слоновой кости, она провела меня в большую гостиную, где подошла к пылесосу, стоявшему у стены, и начала уборку. Эта штуковина гудела довольно громко, но она все же перекричала ее: