Макс Коллинз - Проклятые в раю

В это время суток играть в гольф было неинтересно, поэтому мы поставили машину и пошли в здание клуба, скрытое пальмами и тропическим кустарником, где нам подали итальянский ужин, сервированный на особой веранде на берегу океана. В этот вечер Изабелла надела белый в синий горох пляжный костюм, а благодаря изящной шляпке вы ни за что не догадались бы, что ее блузка — это верхняя часть белого купальника. Я тоже надел плавки под полотняные брюки, вторым предметом моей одежды была рубашка поскромнее, поскольку в данном заведении на шелковые рубахи крикливых расцветок был наложен строжайший запрет, но и она вызвала несколько взглядов даже у этого случайного туристского сброда. На этот раз я надел темно-синюю с белыми и красными цветами. Может, с моей легкой руки тенденция и поменяется.

После ужина мы уселись в шезлонги тут же на веранде и в свете японских фонариков лениво потягивали фруктовый пунш, вкус которого значительного улучшился путем добавления в него рома из моей фляжки. Поставщиком у меня был коридорный-японец в «Ройял Гавайен», которому я недвусмысленно намекнул, что местное пойло мне не подходит и пусть пеняет на себя, если вернется без «Бакарди».

Изабелла сказала:

— Мы совсем не говорим о деле.

Мы и не говорили, разве что совсем чуть-чуть, моя роль адвоката дьявола выводила ее из себя. Мы проводили вместе вечера и ночи, потом, на рассвете, она бежала к себе в комнату напротив, а через несколько часов я встречал ее внизу за завтраком. Она взяла напрокат маленький «форд»-купе и каждый день ездила в Перл-Харбор, чтобы весь день побыть с Талией и всей честной компанией — у Олдсов и — или — на «Элтоне».

Но вечера отдавались ужину, танцам и прогулкам по белому песку под аккомпанемент шелеста пальмовых листьев и треньканья уку-леле. А потом мы уединялись в моей комнате и забывали обо всем на кровати, обдуваемые ветерком с балкона. Это был медовый месяц, который я никогда бы не позволил себе с женщиной, которая в настоящей жизни никогда меня не получит.

По счастью, это была не настоящая жизнь, это был район Вайкики.

— Что ты хочешь знать о деле? — спросил я, зная, что возможный разговор может стоить мне супружеских прав на вечер.

— Как, по-твоему, пойдет процесс?

— Ну... против К. Д. жюри из присяжных разных рас. Возможно, это было неизбежно, учитывая национальный состав населения. Ему не дали сделать так, как он хотел.

— Они не хотели убивать этого мерзавца.

— Они хотели его похитить. А когда копы включили сирену, миссис Фортескью не остановилась. Полицейским пришлось сделать два выстрела по ее машине, прежде чем она остановилась.

Ее мордашка в форме сердечка была похожа на хрупкую маску, красивую и безжизненную, как личико фарфоровой куклы.

— Знаешь, а мы поедем по той самой дороге. Купаться под луной.

— Я как-то об этом не задумывался, — сказал я, солгав при этом.

Я хотел остановиться, выйти и осмотреться. Они собирались — и неважно, кто это придумал — миссис Фортескью, Томми или один из матросов, все равно ничего не вышло — отвезти тело Кахахаваи к заливу Ханаума и оставить его в месте, которое звучно и зловеще называлось Дыхало кита.

— Они сглупили, да, Нат?

— Не сглупили, Изабелла, а повели себя как последние дураки. Притом самонадеянные.

Она повернула свое нежное личико в стороне океана.

— Теперь я вспомнила, почему перестала расспрашивать тебя о деле.

— Они убили человека, Изабелла. Я пытаюсь помочь им выбраться из этого, но черт меня побери, если знаю почему.

Она повернулась ко мне, ее глаза улыбались, губки сложились в поцелуе, потом она сказала:

— Я знаю почему.

— Неужели?

Чуть кивнула.

— Потому что этого от тебя хочет мистер Дэрроу.

— Потому что мне платят за эту работу.

— Вовсе не поэтому. Я слышала, как вы разговаривали. Ты вряд ли получишь что-то сверх своей обычной полицейской зарплаты и кое-каких денег на расходы.

Я дотронулся до ее мягкой руки.

— Есть и еще кое-какие дивиденды.

От этих слов пухлые губки сложились в едва заметную улыбку.

— Ты же уважаешь его, а, Нат? Ты восхищаешься им.

— Он хитрый старый ублюдок.

— Может, ты хочешь стать именно таким, когда вырастешь.

Я нахмурившись глянул на нее.

— С чего это вдруг ты так поумнела?

— А откуда ты знаешь такого известного человека, как Кларенс Дэрроу?

— Такое ничтожество, как я, ты хочешь сказать?

— Не злись. Ответь на мой вопрос.

Я пожал плечами.