Макс Коллинз - Проклятые в раю

Перекрывая рыдания Талии, судья назначил вынесение приговора через неделю, а прокурор Келли согласился на то, чтобы до того времени заключенных держали под военно-морской стражей на «Элтоне». Судья поблагодарил и отпустил суд.

Талия все плакала, но Томми неожиданно резко бросил ей: «Соберись!», и она успокоилась.

Публика уходила, журналисты наседали. Зная, что находится под их бдительным оком, Дэрроу подошел к Келли, пожал прокурору руку и произнес: «Поздравляю». Невозмутимый Чанг Апана терпеливо ждал, чтобы проводить обвиняемых к машине береговой охраны, и позволил Лорду и Джоунсу пожать руку Келли и объявить, что они не питают к нему никаких недобрых чувств.

Томми протянул Келли руку.

— Если бы я имел что-то против вас...

Келли, пожимавший руку Томми, перебил его:

— Я не имею ничего лично против вас и вашей жены.

Талия бросила:

— О, в самом деле? Тогда вам следует посмотреть в словаре, чем различаются слова «обвинение» и «гонение».

Теснившиеся вокруг газетчики ухмылялись, слушая обмен пикантными репликами.

Томми снова принялся успокаивать Талию, что-то шепча ей. Она сложила на груди руки и с недовольным видом отвернулась.

— Миссис Фортескью! — обратился к ней кто-то из журналистов. — Каково ваше отношение к вердикту?

Она стояла, по обыкновению вздернув подбородок, голос ее дрогнул, подчеркивая презрение, которое она испытывала:

— Я этого ожидала. Понятие «американская женщина» ничего не значит в Гонолулу, даже для белых.

Другой журналист обратился с тем же вопросом к Томми.

— Я не боюсь наказания, — сказал он, обнимая мрачную Талию. — За мной стоит весь военно-морской флот.

— Вперед, моряки! — провозгласил Джоунс.

Лорд кивнул и сказал то же самое, потрясая в воздухе кулаком. И знаете что? Я подумал, что скорее всего не стал бы искать у них помощи.

Раздался голос еще одного газетчика:

— А как вы, мистер Дэрроу? Каково ваше отношение?

— Что ж, — произнес Дэрроу, собирая со стола защиты свой портфель и другие вещи, — я не принадлежу к военным морякам, но на память мне приходит одна фраза: «Мы еще и не начинали сражение».

— Вы же отвели обвинение в убийстве второй степени, — напомнил газетчик.

— Этот вердикт — пародия на справедливость и на человеческую природу, — сказал он, выпуская пар. — Я потрясен и вне себя. А теперь, если вы позволите...

И пока Чанг Апана вел клиентов Дэрроу в распростертые объятия береговой охраны, К. Д. повернулся и подмигнул мне прежде чем удалиться, по дороге без устали повторяя журналистам — с еще большей выразительностью, — как он удивлен и разочарован такой большой судебной ошибкой.

Я настиг Чанга перед зданием суда. Вспышки фотографов рассеивали мрак ночи, пока обвиняемые садились в две военно-морские машины. Талии позволили вернуться в Перл вместе с Томми.

— Чанг!

Маленький полицейский в панамской шляпе повернулся и обратил свой взгляд игрока в покер на меня.

— Что все это значило сегодня днем? — спросил я.

— Я должен перед вами извиниться, Нат.

— Вы должны объясниться.

Перед зданием суда скопилось много народу. Газетчики взяли в плотное кольцо Келли и Дэрроу, и мы оказались в центре говорящей толпы, состоявшей в основном из белых, в большинстве своем несчастных.

— Это не место для разговора, — сказал Чанг. — Позже.

И он нырнул в толчею, потом сел в патрульный автомобиль, который уехал, оставив меня в качестве еще одного несчастного белого в толпе.

В тот вечер я пришел на встречу в заведение Лау И Чинга на углу Кухио— и Калакауа-авеню, разлапистую, безупречную пагоду-дворец, которая посрамила бы любой китайский ресторан в моем родном городе. Сияющий хозяин в черной шелковой паре и шлепанцах спросил, заказывал ли я столик, я назвал компанию, к которой собирался присоединиться, и его лицо помрачнело, прежде чем он кивнул и передал меня миловидной гейше.

Гейша, чье овальное личико было таким же красивым и бесстрастным, как белые лица женщин, изображенных на китайских коврах, которые висели на стенах, ждала меня.

Это была сестра Хораса Иды.

— Мой брат невиновен, — прошептала девушка.

И пока она вела меня через переполненный зал, где в равной мере были представлены и местные жители, и туристы, в уединенную комнатку, в которой меня ждал ее брат, никто из нас не сказал больше ни слова.

Затем гейша удалилась, закрыв за собой дверь.

— Празднуешь победу, Коротышка? — спросил я, садясь напротив него за стол, за которым вполне могло уместиться восемь человек.