Макс Коллинз: Смерть в послевоенном мире (Сборник)

— Не по душе мне эти махинации.

— Какие, к черту, махинации! Это настоящий бизнес! В дело уже вмешался госпрокурор. Знаешь, кто сменил Стига?

— "Бочонок" Гилберт?

— Он самый, — ответил Джейк.

Капитан Дан Гилберт, по кличке «Бочонок», слыл самым богатым полицейским в Чикаго. Говорили о его связях со всеми криминальными группировками, с крупными дельцами, занимающимися сомнительными сделками.

— Филиал профсоюза прикроют, — заявил Джейк, — он, как пить дать, раскопает что-нибудь в бухгалтерских отчетах, а перестрелка послужит оправданием для закрытия профсоюза.

— В результате зарплата членов профсоюза останется на нынешнем уровне, — заметил я. — А это как раз то, что на руку дельцам типа Билли Скидмора.

— Верно. Но затем, спустя некоторое время, месяцев эдак, скажем, через шесть, кто-то другой вновь откроет профсоюз. Например, кто-нибудь из братии Нитти и Гузика.

— В противовес Драггану и Морану.

— Не равняй, Нат, с Нитти и Гузиком. Эти ребята действуют чересчур прямолинейно.

— Согласен. Просто слышал, будто Моран замешан в скандале с акциями железнодорожных компаний, разразившемся на прошлой неделе.

— Никто не совершенен в этом мире, Нат, вспомни, к примеру, своего старика.

— Брось, Джейк. Не думаю, что ваш союз представляет собой то, что имел в виду мой отец, когда раздавал памфлеты на Максвелл-стрит.

— Но пока это единственная организация, которая стоит между рабочими и такими, как Билли Скидмор.

— Насколько я понимаю, тебе известно, где прячется Мартин?

— Да. У своей секретарши. У ее матери есть домик в Хинсдейле. Лемме даст тебе точный адрес...

— О'кей, Джейк. Хотя, мне кажется, не следовало бы ввязываться в это дело...

Чтобы добраться до места на машине, потребовался по крайней мере час. Уже стемнело. Хинсдейл представлял собой тихий, хорошо обеспеченный небольшой пригород, а дом № 408 по Уолнат-стрит оказался двухэтажным строением, возвышавшимся посреди ухоженной лужайки.

Таких мест в пригородах встречается немало, и несмотря на это они всегда бросаются в глаза и вызывают удивление и восхищение горожан.

В окнах первого этажа горел свет. Я подошел к двери и постучал. Оружия, как обычно, у меня с собой не было. Возможно, с моей стороны это глупо.

Из-за двери послышался голос секретарши, дверь со скрипом отворилась. Сначала она меня не узнала.

— Я по поводу нашего совместного обеда сегодня вечером, — вместо того, чтобы назваться, сказал я.

Она облегченно вздохнула, улыбнулась и распахнула дверь шире.

— Вы мистер Геллер.

— Верно. А я до сих пор и не знаю, как вас зовут.

— Как же вы меня отыскали?

— У меня был адрес, но имени я вашего не знаю.

— Нэнси. Однако что вам угодно, мистер Геллер?

— Зовите меня Нат. Холодно. Можно войти?

Она чуть помедлила:

— Конечно.

Я прошел в красиво обставленную гостиную. Однако мне сразу бросилось в глаза, что дом принадлежал пожилому человеку, о чем говорили куклы и старинные фотографии в рамках на стенах.

— Это дом моей матери. И я живу здесь, — пояснила Нэнси. — Сейчас она гостит у родных.

Вот в этом-то я здорово сомневался. Вместе с матерью она не жила. Готов съесть все куклы в доме, если она не жила с Мартином в его занюханном маленьком бунгало на Южной Уолкотт.

— Знаю, что Джон Мартин здесь, — сказал я. — Это мне сообщил Джейк Рубинштейн и попросил заскочить по дороге.

Она растерялась, не зная, что ответить.

В этот момент из темного коридора в гостиную вошел Мартин, в рубахе с закатанными рукавами, без галстука. Выглядел он измученным. В руке сжимал пистолет.

— Что тебе нужно? — далеко не дружелюбно спросил он.

— Ты придаешь случившемуся слишком большое значение. Нет оснований скрываться от полиции. Подумаешь, стрельба в профсоюзе. В газетах всегда полно сообщений о таких происшествиях.

— Я же не каждый день стреляю в человека, — заметил Мартин.

— Рад это слышать. А как насчет того, чтобы спрятать эту штуку?

Мартин усмехнулся и швырнул пистолет на цветастую кушетку. Слишком мерзкий тип для такой хорошей девочки, как Нэнси. Но так уж почему-то случается, что хорошие девочки влюбляются в скверных мужчин.

Не дожидаясь приглашения, я сел. Но не на кушетку, а в мягкое кресло с резными деревянными ручками, поражавшими изяществом линий. Нэнси, облаченная в синее платье, сидела в каком-то оцепенении, готовая расплакаться в любой момент.

— Хорошо бы выпить чего-нибудь, — сказал я с явным намерением отвлечь ее и чем-нибудь занять.