Макс Коллинз - Сделка

Ей было приятно это слышать: она даже улыбнулась. Для девушки, лишенной чувства юмора, у нее была потрясающая улыбка. И отличные сиськи. Мне стало хорошо от одной мысли о том, что я все еще ценю приятные вещи.

И «Биньон» в их числе. В Сент-Езе у меня был плохой аппетит, но кусок солонины на тарелке (хоть порция и стала меньше) в знакомом ресторане с деревянными скамейками и скромными украшениями напомнил мне об удовольствии, доставляемом хорошей едой. На самом деле, я налетел на мясо так же, как на япошку, у которого отнял пулемет и им же пристрелил его. Мне кажется, Лу был несколько смущен. Он не сказал ни слова, пока мы ели.

Я вытер лицо полотняной салфеткой. Салфетка – это уже признак цивилизации. Я сказал:

– Я не ел в поезде. Там не было вагона-ресторана. А если бы я вышел на остановке, мог потерять свое место.

– Тебе не нужно ничего объяснять, Нат. Меня зовут Лу, ты помнишь? Мы в Чикаго.

Кто-то засмеялся, очевидно, я.

– Наверное, если парни так часто выпивали вместе, как мы с тобой в былые дни, они могут не чувствовать неловкости.

– Да, я так и считаю.

– Мне ужасно жаль твоего брата, – я никак не мог оторвать взора от черной ленточки на его рукаве.

– Все нормально, – произнес он.

– Нет, все это ненормально, – заявил я.

– Нет, конечно, но мне не хочется об этом говорить. Слава Богу, ты вернулся назад. Я так боялся, что не увижу тебя больше, ты, чертов сукин сын! Тебе было слишком много лет для службы в армии, так о чем ты думал?

– Не спрашивай меня об этом, – сказал я. – Я не хочу об этом говорить.

Официант принес нам по второй порции пива. Лу улыбнулся, пожав плечами.

– Я, кажется, понимаю. Ведь я старше тебя, но и сам подумывал об этом.

– Когда твоего брата мобилизовали, ты на следующий день отправился на медосмотр. Если бы ты не провалился, то сейчас был бы в армии.

Широко раскрыв глаза от удивления, он улыбнулся:

– Как ты об этом узнал?

– Я сыщик, – заявил я, отпив глоток пива. – Во всяком случае, был им. Так что же Дэвис написал обо мне в «Ньюс»?

– "Частный детектив – приятель Барни Росса". Довольно затасканно. Он упомянул и Сермака, и Диллинджера, и Нитти. И даже Пеглера. Но обо всех – в одной статье. Вчера.

– Дьявол. Я правильно понял Глэдис: она сказала, что Барни возвращается в город?

– Кажется, да. Его малярия усилилась, и перед Новым годом он уехал с Гуадалканала. Он был в Штатах...

– Я знаю, – сказал я. – Нам давали читать газеты в сумасшедшем доме. У нас отбирали только острые предметы.

– Я не хотел тебя обидеть, Нат...

– Да ничего... Просто я знаю о Барни. Я даже один раз говорил с ним по телефону. Ты знал, что Рузвельт лично наградил его медалью?

– У нас здесь тоже есть газеты, – сказал Лу, слабо улыбнувшись.

– Но он ни слова не сказал о возвращении в Чикаго – во время своего отпуска, который ему пообещали. Он сообщил мне, что собирается поехать в Голливуд к своей девушке. То есть к жене.

– Значит, – произнес Лу, – он переменил свое решение. Мне кажется, у него было какое-то дело в его коктейль-баре. Его брат Бен куда хуже управляется с делами, чем Барни.

– Вот черт! Барни был ужасным менеджером, Лу. Но он был неплохой приманкой. Ведь он – знаменитость.

Лу демонстративно пожал плечами.

– Ну, а уж теперь, когда он стал героем войны, народ валом повалит, чтобы его увидеть.

Мне это не понравилось. Не знаю толком, почему, но я почувствовал, что злюсь.

Лу спросил:

– Так ты хочешь узнать про наши дела или нет?

– Конечно, хочу. Так как идут мои дела?

– Ты не богатеешь, но и не обнищал. Дел меньше – разводиться стали реже, но для сыщиков все еще находится работа. Если бы Фрэнки был сейчас здесь, одному из нас пришлось бы бездельничать, а так – для нас двоих работы хватит.

Почему меня это не интересовало? Я попытался показать заинтересованность и спросил:

– Какой, например?

– Полдюжины пригородных банков обратились нам, чтобы мы проверили тех, кто обращается за ссудами и кредитами. Мы проводим несколько личных расследований, инспектируем кое-какую собственность и некоторые виды бизнеса. У нас полно сомнительных чеков, а четыре юриста ждут, когда мы рассмотрим их документы...

Как я ни старался слушать, я не мог. Клянусь, я старался. Но через некоторое время стал просто смотреть на него: видел его лицо, видел, как двигается его рот, но не мог заставить себя слушать.

«Это твоя работа, – говорил мой внутренний голос, – ты так много трудился, чтобы достичь чего-то, но это было раньше, поэтому слушай, запоминай», но я, черт возьми, не мог.