Виктор Мережко - Сонька. Конец легенды

— Отпускаем. Но с условием. Деньги, которые вы получили от Гончарова, вы передаете нам.

— Их у меня нет.

— Достанете. В противном случае мы достанем вас. Причем достанем основательно — без скидок и поблажек.

Капитан поднялся, горло его пересохло.

— Когда принести и сколько?

— Пять тысяч золотом.

— У меня нет таких денег.

— Пять тысяч.

— Завтра?

— Сегодня в полночь на Потемкинской лестнице… После этого вы сможете вернуться на свой прославленный пароход.

Некоронованный вор Одессы Шлёма Кучер сидел в своей шикарной хавире на диване, смотрел на столичного гостя с интересом и легким недоверием.

Кроме него, здесь находились Сёма Головатый и еще какой-то низкорослый крепкий мужичок.

— И вы, уважаемый, хотите мне навешать сопли на уши за то, — говорил Шлёма, — что вы найдете-таки Соньку Золотую Ручку в нашем городе?

— Я для этого приехал, — улыбнулся Улюкай.

— А зачем, скажите, она вам — эта больная и совсем уже никому, кроме полиции, не интересная дама?

— Она — Сонька Золотая Ручка.

— А я — Шлёма Кучер.

— Ей нужно помочь. Ей, ее дочке и мужу.

— Муж — это тот самый биндюжник, который шлендает по Дерибасовской и гадит косточками из-под вишен на все мостовые?

— Было бы неплохо его заарканить.

— Зачем? Вы хотите иметь себе беременную голову?

— Он наверняка что-то знает о Соне.

— Не делайте мне, уважаемый, смешного!.. Этот поц или совсем слабый на голову, или его накололи каким-нибудь морфием, чтоб он забыл не только за Соньку, но даже за свое родное имя.

— Остается надеяться, что Сонька или ее дочка сами как-то объявятся?

— Остается надеяться, что вы что-то поймете за Одессу и перестанете надувать щеки. Потому что або пшикните, або лопнете. А от этого всегда запах.

Улюкай рассмеялся:

— Ладно, понял… Какой совет, Шлёма?

— Совет один, уважаемый… Берешь этих моих головорезов, — кивнул на Сёму с низкорослым, — топаешь с ними на Дерибасовскую, наслаждаешься нашими бессовестными девочками, а заодно загребаешь одну лярву, которая каждый день пасет твоего поца. Вот она таки тебе что-то и расскажет про Соньку.

— Кто она?

— Кто она? — переспросил Шлёма и обратился к низкорослому: — Кто она, Эмик?

— Воровка, — ответил Эмик. — Гнила на Сахалине, ссучилась, синежопые после чего посадили ее на шишку.

— Вопросы какие-нибудь еще имеются? — посмотрел на Улюкая Шлёма.

— Вопросов не имеется, — улыбнулся тот и ударил по протянутой руке вора.

Константин Кудеяров подкатил на автомобиле к дому семнадцать на Пятой линии Васильевского острова, в котором жил следователь Гришин, быстро огляделся, увидел остановившуюся поодаль пролетку, никакого значения ей не придал, захлопнул дверцу и направился к входу под арку.

Поднялся на третий этаж по тусклой лестнице, увидел на коричневой двери семнадцатый номер, шумно выдохнул и нажал на кнопку звонка.

За дверью послышались шаги, недовольный женский голос спросил:

— Кто там?

— Мне нужен господин Гришин.

— По какому делу?

— По крайне важному. Если он дома, попросите выйти.

— А кто вы?

— Граф Кудеяров.

Дверь медленно и со скрипом открылась, на пороге стояла хмурая жена Егора Никитича.

— Он выпивши, и разговаривать с ним смысла нет.

За ее спиной возникли два сына Гришина, молчаливо уставились на гостя.

— Он спит?

— Бодрствует, но за бутылкой. А в таком виде он скверный. Особенно для приличных людей.

Рядом с матерью появилась Даша, печально посмотрела на графа.

— Позвольте все-таки мне зайти, — попросил Константин. — Дело и впрямь не терпит отлагательства.

Женщина отступила на шаг, кивнула Даше.

— Проводи господина.

Вдвоем они проследовали по длинному коридору в крайнюю комнату, девочка толкнула дверь.

— Папенька, к вам гость.

Егор Никитич сидел на кровати за столом, перед ним были выпитая до половины бутылка водки и кусок хлеба, очищенная луковица и соль.

Следователь тяжело повернулся, узнал гостя, махнул:

— Проходите, ваше благородие!

Кудеяров шагнул в комнату, пошарил глазами, куда бы присесть, и в результате пристроился также на кровати.

— Здравствуйте, Егор Никитич… Вы признали меня?

Тот не ответил, кивнул дочери:

— Неси стакан.

— Я не пью, — поспешно объяснил граф. — Не беспокойтесь.

— В таком случае зачем пришли?

— Есть разговор.

— Не получится. Будем беседовать, когда оклемаюсь.

Даша все-таки принесла второй стакан. Гришин отодвинул его, налил водку в свой, медленно, с отвращением выпил.