Филип Керр - Бледный убийца

– Я выполнял свой долг, – огрызнулся я и подумал, что сейчас он снова меня ударит, но тут вмешался Гейдрих:

– Я это подтверждаю. И, учитывая сложившуюся ситуацию, наверное, будет лучше, если мы отложим заседание Суда на час-другой, чтобы дать рейхсфюреру возможность восстановить спокойствие. То, что на нашем Суде была разоблачена коварная измена людей, столь близких к рейхсфюреру, несомненно, оказалось для него страшным ударом. И, конечно, для всех нас тоже.

Послышались возгласы согласия, и Гиммлеру, кажется, удалось овладеть собой. Слегка покраснев, по-видимому от раздражения, он дернулся и отрывисто кивнул.

– Вы совершенно правы, Гейдрих, – пробормотал он. – Ужасный удар. Да-да, ужасный. Прошу простить меня, комиссар. Да, вы просто выполняли свой долг. И выполнили его с честью. – Сказав это, он повернулся на своих совсем не маленьких каблуках и поспешно вышел из комнаты, сопровождаемый несколькими офицерами.

На лице Гейдриха в уголках рта медленно появилась кривая усмешка. Затем он посмотрел на меня и показал глазами на другую дверь. Артур Небе пошел за нами, предоставив офицерам, оставшимся в комнате, возможность оживленно обсудить сцену, свидетелями которой они стали.

– Не много наберется людей, удостоившихся того, чтобы Генрих Гиммлер лично попросил у них прощения, – сказал Гейдрих, когда мы втроем уединились в библиотеке замка.

Морщась, я потер свою голень.

– Непременно отмечу сегодня это историческое событие в своем дневнике, – сообщил я. – Всю жизнь об этом мечтал.

– А кстати, вы так и не сказали, что же случилось с Киндерманом?

– Будем считать, что он убит при попытке к бегству, – сообщил я. – Уверен, что только вы сможете догадаться, что я имею виду.

– Как жаль! Он бы нам еще пригодился.

– Этот убийца получил то, что заслужил. Кто-то должен был понести наказание. Не думаю, что эти три ублюдка получат то, что им причитается. Эсэсовское братство и все такое прочее, так ведь? – Я замолчал и закурил сигарету. – Что с ними будет?

– Можете не сомневаться, из СС их вышвырнут. Вы сами это слышали из уст Гиммлера.

– Ах, какое несчастье для них! – Я повернулся к Небе: – Продолжайте, Артур. Светит ли Вайстору гильотина или хотя бы суд?

– Мне эта история нравится не больше, чем тебе, – мрачно сказал он. – Но Вайстор слишком близок к Гиммлеру. Он чересчур много знает.

Гейдрих поджал губы.

– С другой стороны. Ран – простой функционер национал-социалистической организации. Не думаю, что рейхсфюрер будет возражать, если он попадет в какую-нибудь аварию.

Я с горечью покачал головой.

– Ну что ж, по крайней мере, их дьявольский план провалился.

В конце концов, мы предотвратили еще один погром, хоть на какое-то время.

При этих словах вид у Гейдриха стал очень смущенным. Небе встал и, подойдя к окну библиотеки, уставился в него.

– О Боже! – заорал я. – Что, погромы все-таки состоятся? – Гейдрих заметно вздрогнул. – Послушайте, всем же известно, что евреи не имеют никакого отношения к этим убийствам.

– Да, – преувеличенно громко произнес он. – Вне всякого сомнения. И никто их не будет в этом обвинять, даю вам слово. Могу заверить вас, что...

– Расскажите ему, – сказал Небе. – Он заслуживает того, чтобы знать правду.

Гейдрих подумал какое-то мгновение, затем встал, взял книгу с одной из полок и небрежно перелистал ее.

– Да, вы правы, Небе. Думаю, он действительно этого заслуживает.

– Рассказать мне – что?

– Перед тем как собраться на Суд сегодня утром, мы получили телеграмму, – сообщил Гейдрих. – По случайному совпадению молодой еврейский фанатик совершил покушение на немецкого дипломата в Париже. Очевидно, он сделал это в знак протеста против притеснения польских евреев в Германии. Фюрер послал во Францию своего личного врача, но что этот дипломат выживет, шансов практически нет.

– В результате этого Геббельс уже доказывает Гитлеру, что если дипломат умрет, то следует разрешить немецкому народу проявить свое стихийное возмущение действиями евреев по всему рейху.

– А вы все думаете иначе, не так ли?

– Я никогда не одобрял беззаконие, – сказал Гейдрих.

– Так, значит, Вайстор все-таки получит свой погром. Какие же вы негодяи!

– Это нельзя назвать погромом, – настаивал Гейдрих. – Грабежи будут запрещены. Люди просто разрушат то, что принадлежит евреям. Полиция проследит, чтобы дело не дошло до разбоя. И конечно, будет запрещено все, что каким-то образом угрожает жизни и имуществу немцев.