Филипп Ванденберг - Свиток фараона

Омар привязал веревочную лестницу к деревянной крышке, взял в зубы ручку карбидной лампы и начал осторожно спускаться. Шелли последовал за ним. Оказавшись в самом низу, Омар высоко поднял лампу над головой.

— Да, — тихо произнес он, — я все это узнаю: изображения богов, колесницу с колесами, у которых шесть спиц, и вот это… — Он посветил на саркофаг с остатками мумии. — Да, меня держали здесь, я лежал на этой связке тростника. Один Аллах знает, как я выбрался отсюда.

Профессор Шелли взял у Омара карбидную лампу, чтобы получше разглядеть иероглифы.

— Если я не ошибаюсь, — произнес профессор, внимательно рассмотрев иероглифы, — мы находимся в гробнице знатного человека по имени Антеф, который служил у фараона объездчиком лошадей.

Увлеченный своим неожиданным открытием, Шелли совершенно не заметил, что Омар дрожит всем телом, как в лихорадке. Только после того как профессор задал вопрос и не получил на него ответа, он направил свет лампы на парня. Омар крепко вцепился в веревочную лестницу. Воспоминания о проведенном в подземелье времени для него оказались невыносимы, и он торопился уйти.

Когда они наконец выбрались на свет, Омар обошел дом вокруг. И то, что юноша только предполагал, сейчас подтвердилось: это был дом старого Юсуфа.

После этого открытия Омар провалялся в постели несколько дней без видимой причины. Его тело отказывалось принимать пищу, а все мысли то и дело возвращались к девочке по имени Халима и к тому, как пересеклись их судьбы. В этих снах наяву он постоянно спрашивал себя: имеет ли смысл его жизнь после всего, что произошло? Он страдал, как обычно страдают люди от тайных пороков. Напрасно Омар раньше считал себя сильной личностью. Йа салам, все было как раз наоборот, он оказался слабаком, хотя и способным героически выдерживать физическую боль. Но как только речь заходила о душевных муках, Омар становился настоящим трусом.

Лето выдалось безжалостно горячим, чего не было с незапамятных времен. А Нил, несмотря на плотину и озеро у Асуана, давал лишь половину обычного объема воды. Омар с благодарностью принимал мокрые платки, которые Нунда регулярно клала ему на лоб. Они едва ли обменялись парой слов после того памятного происшествия в саду. И хотя Омар уже давно пожалел об этой грубости, он был крайне сдержан в поведении.

Теперь же произошло какое-то короткое замыкание в чувствах, Омар резко притянул Нунду к себе, как раз когда она была уже готова поменять платок на его лбу, так что молодая женщина даже вскрикнула от неожиданности. Ее миловидное лицо, большая грудь и широкие бедра с каждой секундой делали его желание все сильнее. Он извивался под Нундой, как будто вовсе и не был болен. Она села сверху, а затем, неприлично и торжествующе посмотрев на него, стащила с себя платье из тонкой ткани. Когда Нунда, голая и похотливая, легла перед ним, Омар набросился на нее дико и неистово, как конюх, который плетью лупит кобылу в непреодолимом желании причинить ей боль. Это происшествие заставило его забыть о Халиме.

Таким странным образом Омар стал поправляться день ото дня, освобождаясь от чувств и мрачных мыслей, и это было так неожиданно, что он сам испугался. Он не мог понять, куда делись все его мысли о Халиме. Верный пес или верный конь значили больше, чем тысяча женщин.

Омару исполнилось только шестнадцать, но он был крепким, рослым светлокожим парнем. В таком возрасте человек думает, что уже повидал в жизни все мыслимое и немыслимое, и им часто овладевает смесь глупости и высокомерия, что, собственно, случается с мужчинами в течение жизни неоднократно.

Омар тоже вскоре получил урок. Уже несколько недель ходили слухи, что где-то в Европе вот-вот начнется война: Австрия против Сербии, Германия против России, Франция и Великобритания против Германии и Турции. Европа была далеко, а Египет был спокойным, как сфинкс.

Это случилось в первую пятницу августа, когда профессор собрал всех в доме и, словно чтец Корана, со всей серьезностью сообщил, что пятого августа премьер-министр подписал документ, в котором значилось, что Египет обязуется объявить войну всем врагам Великобритании. Ни один египтянин не мог заключить договор с подданными враждующих с Великобританией стран, ни один египетский корабль не мог зайти во вражеские порты, британским войскам давались полномочия вводить режим военного времени в египетских гаванях и на египетской земле.

Клэр сложила ладони, словно хотела прочитать молитву, но лишь нервно сглотнула и произнесла: