Филипп Ванденберг - Свиток фараона

— Если я буду составлять протокол на каждого жителя Луксора, который пропал на пару дней, у меня будет слишком много работы.

И только после того, как Шелли пообещал сообщить об этом случае британскому консулу Мустафе Аяту, эль-Навави согласился начать расследование и добавил, что о его ходе профессор еще услышит.

В последующие дни Шелли занимался тем, что отмечал на карте места обнаружения находок в Долине царей, которые относились к периоду правления Тутмоса II. При этом его не покидали мысли об исчезновении Карлайла и о предметах, обнаруженных в гостиничном номере.

Спустя три дня профессор отыскал суб-мудира, но, как и следовало ожидать, расследование полиции не дало ни малейших зацепок, поэтому Кристофер Шелли отправился в очередной раз в отель «Эдфу», чтобы более внимательно осмотреть номер Карлайла.

На первый взгляд казалось, что в комнате ничего не изменилось. Шелли не сделал новых открытий, но кое-что необычное все же заметил: на столе по-прежнему лежали те же вещи, не было только фотографии. Сгорбленный старик клялся бородой Пророка, что он ни к чему в комнате не притрагивался и вообще не может вспомнить никакой фотографии. Шелли, явно нервничая, начал поспешно перебирать вещи на столе. Когда он принялся листать книгу, из нее вылетел листок. Шелли поднял его. На нем было написано имя «Имхотеп» и подчеркнуто двумя линиями.

Больше ничего.

Следующий день профессор провел на шариа эль-Исбиталья. Там напротив французского госпиталя были ателье и лаборатория Жака Жильбера, над входом красовалась вывеска, написанная большими красными буквами. Шелли изъявил желание взглянуть на снимки с праздника британского консула, и Жильбер вытащил стеклянные пластины. Он сказал, что ему потребуется всего один день, чтобы выполнить пожелание профессора и сделать фотографии с негативов. Профессор был уверен, что обязательно найдет тот снимок, который пропал из номера Карлайла, но после того, как они с Жильбером пересмотрели все негативы, его постигло разочарование: нужное фото обнаружить не удалось. Шелли заверил, что он точно видел фотографию, на которой запечатлены они с женой. Но Жильбер клялся, что это невозможно. Кроме него, в Луксоре не было другого дагеротиписта, и только он получил разрешение снимать гостей на этом празднике у консула. Фотограф переспросил, где Шелли видел этот снимок. Но профессор ничего не ответил, считая более целесообразным не разглашать подробности своего расследования.

Следующей ночью Омар вскочил с постели, проснувшись от того, что ему показалось, что в окно кто-то тихонько стучится. Окно располагалось необычно высоко. Оно было узким и прикрыто ставнями, но сквозь прорези для проветривания, которые в них имелись, можно было посмотреть на улицу. Однако Омар не побоялся и, недолго думая, отодвинул запор и открыл ставни. Все было тихо, лишь слышался стрекот одинокой цикады да вдалеке заливалась лаем собака. И вдруг у окна появилась низенькая фигура. Омар сразу узнал Халиму, девочку из железнодорожного вагона.

— Ты? — тихо воскликнул он.

Халима подошла ближе и прижала указательный палец к губам. Она ловко влезла на выступ стены и, словно газель, перебросила свое тело в узкое окно. Опершись на руки, она сдавленным голосом произнесла:

— Я тебя прошу, не задавай никаких вопросов. Просто слушай, что я тебе сейчас скажу. Ты в опасности. Я не могу тебе сказать почему, но, если тебе дорога жизнь, уходи прочь от этого неверного. Иди туда, где тебя никто не знает, а еще лучше — возвращайся домой! И никому не рассказывай, что здесь с тобой случилось.

Омар молча стоял перед девочкой и пристально смотрел на нее, пытаясь увидеть ее глаза. Паренек заметил, что она дрожит, и, растрогавшись, погладил ее по блестящим гладким черным волосам.

— Зачем ты это делаешь? — спросил он, не надеясь на ответ.

Халима прерывисто дышала и всхлипывала. Омар хотел взять девочку за руки, но ему помешал узкий проем окна, и, прежде чем он успел что-то сделать, она сказала:

— Будь здоров! — Спрыгнув с выступа, Халима исчезла в темноте.

Омар и не подозревал, что свидетелем ночного визита стала Клэр, жена профессора. Испуганная непонятным шумом, она проснулась и, спрятавшись за занавеской, наблюдала эту сцену.

Омар так и не смог больше заснуть той ночью. Он не знал, что его так взволновало: красота девочки или ее предостережение: «Иди туда, где тебя никто не знает, а еще лучше — возвращайся домой!» Эти слова, сказанные нежным голосом, снова и снова звенели у него в голове, как звук латунного колокольчика, которыми украшают верблюдов. У Омара перед глазами стояло ее лицо, он чувствовал ее близость. От переизбытка чувств и путаницы в мыслях он дал волю слезам.