Филипп Ванденберг - Свиток фараона

Господь всемогущий, Омару было всего четырнадцать, ему нужна была мать, а не любовница! Поэтому Нунда взяла инициативу на себя. Однажды, когда Омар купался, сидя в деревянном корыте, поставленном в саду, Нунда подошла нему с ведром нагретой воды. Не сказав ни слова, она принялась намыливать его серым мылом. Омар вытянулся навстречу ее пышному телу, а Нунда с кажущимся спокойствием как ни в чем не бывало продолжала намыливать паренька, не забывая при этом и о его торчащем возбужденном члене. Лицо Омара исказилось в гримасе наслаждения, в экстазе он поднял глаза в белесое полуденное небо. В этот момент Омар больше всего желал, чтобы его тело было покрыто липким слоем грязи и чтобы Нунда еще сильнее терла его, ни в коем случае не останавливаясь. Груди в вырезе белого халата висели, как два спелых фрукта, и, когда Нунда поднялась, чтобы облить Омара горячей водой, это случилось: одна грудь все-таки вывалилась из выреза и вдруг повисла перед ним, голая и такая притягательная. Омар тихо простонал, словно ему было больно, и схватился мокрыми руками за нечто светлокожее перед своим лицом. Морщинистый сосок был окружен темным ореолом почти с ладонь. Заметив беспомощность мальчика, Нунда рассмеялась. Но этот смех был совсем иного рода, чем Омар слышал раньше. В нем не было никакого кокетства, это был благосклонный смех, смех несказанной теплоты.

— Доктор, — очень спокойно произнесла Нунда, — почему ты сопротивляешься своим чувствам? Радуйся, если у тебя что-то есть!

И тут Омар тоже рассмеялся и начал гладить Нунду, сначала нерешительно, потом все сильнее, с нарастающей страстью, при этом извиваясь, как рыба на нильском мелководье. Он окунулся в мыльную воду, вынырнул, громко фыркая, схватил Нунду и попытался затащить к себе в корыто. Она сопротивлялась, ее халат расстегнулся, так что Нунда осталась стоять перед Омаром полностью обнаженная. Мгновение Нунда пребывала в нерешительности, но потом прыгнула в корыто к мальчику, села на него верхом, и Омар почувствовал, как нежно вошел в нее. Сжимая груди Нунды в своих ладонях, он с удовольствием наблюдал, как тело женщины напряглось и по нему несколько раз пробежала дрожь.

Движения Нунды становились все резче, она издавала гортанные звуки. Ее пальцы до боли впились в его грудь. Омар только что чувствовал величайшее наслаждение, и вдруг оно моментально сменилось отвращением и негодованием. В нем все взбунтовалось, и мальчик резкими движениями попытался высвободиться. Но Нунда так крепко держала его бедрами, что Омар, как ни старался, не мог выбраться из-под нее.

В безудержной ярости мальчик приподнялся и укусил Нунду за грудь. Она истошно завопила и выпустила его из своих объятий. Пытаясь выскользнуть из корыта, Омар ударил ее кулаком по лицу, и из носа женщины потекла красная струйка крови, оставляя на коже Нунды отвратительные пятна. Упругая нагота, которая только что сулила ему удовольствие и наслаждение, теперь заставила Омара содрогнуться.

— Хурият! — залепетал он. — Хурият! — И еще раз крикнул: — Хурият!

Сплюнув на песок мыльную воду, он почувствовал во рту отвратительный привкус и скривился.

Ни профессор, ни его жена Клэр, от которой, казалось бы, ничего нельзя было скрыть, не заметили этого происшествия. Отношения между Омаром и Нундой остались прежними, словно ничего не было. Отныне они общались друг с другом сдержанно, никто об этом случае не проронил ни слова, и все же Омар стал другим.

В первое время профессор избегал брать с собой Омара на исследовательскую работу по ту сторону Нила. Задача Шелли заключалась в том, чтобы зафиксировать следы, улики и находки и разведать предполагаемые перспективные места, в которых «Общество исследования Египта» смогло бы начать новые раскопки. Это было трудное задание. К тому же вскоре выяснилось: везде, где только появлялся профессор, ему приходилось сталкиваться с недоверием. Команды археологов со всего мира слетались на вести об успехе, как мухи на верблюжий помет. Виноват в этом был в основном молодой англичанин по имени Уильям Карлайл — дальний родственник знаменитого историка. Он бросил учебу и теперь проводил свободное время в Египте.

Никто доподлинно не знал, чем молодой человек зарабатывает себе на жизнь, но то, что он не богат, можно было понять по одному взгляду на его поношенную одежду, которой он заметно отличался от остальных англичан. Нет, то, о чем заявлял сам Карлайл, было чистой правдой: он был чрезвычайным корреспондентом «Таймс» и других европейских газет и жил на выручку от публикации своих статей. Поэтому он много путешествовал между Александрией и Абу-Симбелом, неделями жил в маленьких дешевых гостиницах, общался с археологами и местными жителями, пребывая в постоянном поиске сенсаций. Можно было увидеть его на верблюжьем рынке, на базаре или в Долине царей. Там он получал информацию, которая для других оставалась тайной. И никто точно не знал, то ли появление Карлайла случайность, то ли знак грядущего открытия.