Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

Затем тень достигла тарелки, и Джек увидел свою руку насквозь — петли и завитки, будущее в линиях ладони, быстрое течение крови. Он видел, как перемещаются клетки, превращаясь в бесчисленные комбинации ДНК. Джек отдернул руку, тень медленно стекла с нее — а картинка просуществовала еще несколько секунд.

Он заметил, что пленка Бет по-прежнему свисает с катушек. Джек пропустил ее через окошечко и включил проектор.

Все они были на пляже, волны в ускоренном темпе набегали на берег, и Джек вспомнил, что в первый раз они с Бет просматривали пленку, когда счет был не в ее пользу. Камера была у Джуди, а Фрэнк и дочь строили замки и зарывали друг друга в песок. Типичное домашнее видео. На пленке были видны все прожилки, хотя в общем и целом она выглядела как всегда — маленькая, но правдивая картинка на стекле.

Потом вдалеке показалась расплывчатая фигура: лысеющая голова, характерный наклон шеи. Джек наблюдал, как фигура разделилась на две — одна держалась на расстоянии, а вторая становилась все больше и отчетливее по мере приближения к камере. Сэм подходил ближе и ближе, и картинка расплывалась и двоилась. Джеку показалось, что он следит за перемещениями Сэма по пляжу одним глазом; он почувствовал себя как будто разделенным надвое. Фрэнк ничего не замечал, а внимание Джека привлекла крошка Бет: вот она воткнула лопатку в песок, и контуры расплылись: тоскливое личико, безвольные руки, гримаса боли. Где-то в стороне половинка Сэма продолжала смотреть и улыбаться, пока семейство шло по пляжу, и наконец Фрэнк заметил, что Джуди наполовину нет. И тогда его дух покинул тело и ушел в песок.

Фильм закончился; мелькнул белый кончик пленки, со стекла исчезло разорванное изображение Бет. Джек прижал ладонь ко лбу. Мозг горел. Машина прояснила размытую картинку на пляже и заглянула в будущее. Она увидела правду. Это была несомненная правда, которую он знал — которую ему следовало знать уже давно.

Значит, машина работает. Манускрипт сдержал свое туманное обещание — обещание, которое Джек вырвал у него потом и кровью. Толкование языков, открытое окно, отдернутая занавеска. Его окружали тени и татуировки, они теснились вокруг церкви, но он обладал непреложной истиной. Кобальт и вермильон, изумрудное зелье, невероятные цвета — и правда. Джек знал, что ему угрожает смертельная опасность, враги совсем рядом, но теперь он мог себя защитить.

Впрочем, он испытал машину лишь на хорошо известных ему событиях, тогда как некоторые тайны ждали своего часа тысячу лет. Испытанием — настоящим испытанием — был манускрипт, написанный безумцем на горе Кармель. Предстояло разгадать секреты мироздания, обнаружить утраченные языки и невероятные идиомы. И решить наконец сверхзадачу — понять язык, при помощи которого можно создать что угодно. Джек узнал достаточно, чтобы кое-как собрать машину, но ведь он располагал лишь грубым, приблизительным переводом. Теперь он и в самом деле сможет прочесть манускрипт. Язык, забытый много веков назад, воскреснет. Наконец он сможет его понять.

В отблеске свечей и радужном переливе зелий книга сияла и чуть подрагивала, пока Джек нес ее к машине и устанавливал перед проектором. Лучи потемнели до темно-золотого и коричневого.

Он наугад выбрал страницу, густо заполненную текстом, без картинок, и заспешил к стеклянной тарелке, стараясь не задеть аппарат. Сердце стучало как молот, дыхание обрывалось, и Джек сцепил руки, чтобы не тряслись. Он смотрел на стекло, ожидая появления образа.

Пусто.

Текст исчез. Все петли и завитушки, все безголовые змеи пропали. Ни пятнышка чернил. В ультрафиолетовом свете сияли комментарии — цитаты Констана, твердый почерк Уилкинса, пометки алхимиков, подчеркивания и вопросительные знаки, — только ни к чему они не относились: линии подчеркивали пустое место. Ничего.

Джек вернулся к манускрипту; страница, как и прежде, была исписана. Он отлистал в самый конец и нашел изображение мужчины, окруженного многоцветной радугой, отыскал слова, обозначающие марену и резеду, а потом поплотнее прижал пергамент и положил книгу под углом к свету.

Изображения на стекле не было — только потрескавшийся, покрытый пятнами пергамент. Джек видел очертания, которые могли быть рукой или глазом, мачтой корабля или платьем, развевающимся на ветру. Все равно что облака или лунные человечки. Но картинки не было. Не было ничего.

Цвета исчезли. Текст исчез. Джек снова принялся листать манускрипт. Стекло отражало лишь пометы на полях — и все. Раньше здесь были только рисунки: женщина, возникающая из книги, заговорщики, чудесный механизм, — теперь не было ничего.