Дэвид Дикинсон - Смерть на Невском проспекте

Санкт-Петербург, октябрь 1904 г.

Два года назад Наташа Бобринская прочла «Анну Каренину», и с тех пор всякий раз, бывая на железнодорожном вокзале, она вспоминала толстовскую героиню. Между тем машинист паровоза, стоявшего сейчас на перроне, напустил столько пару, что, задумай кто самоубийство, оно прошло бы никем не замеченным. Она смотрела как зачарованная на эти огромные колеса, воображая себе, каково это, попасть под них, и так живо вообразила, что аж мурашки пошли по коже. Но на самом деле у нее не было ни малейшего желания умирать. Ее предки Бобринские, перебравшиеся в Санкт-Петербург вместе с Петром Великим, были вознаграждены за преданность государю и его новой столице тысячами десятин земли. Следующие поколения семьи в свой черед тоже верно служили царям и получили за это еще больше поместий. Наташин отец однажды пытался показать ей на карте все фамильные земли, солидная доля которых располагалась за тысячи верст от столицы. Как бы там ни было, большую часть года ее родители так и так проводили за тысячи верст от Санкт-Петербурга, но только путь их лежал не в сторону холодной Сибири, а в пределы более благодатные, поближе к Риму или французской Ривьере. Однако Наташу не очень-то занимали обширные наследственные владения. В самом деле, что может быть любопытного для восемнадцатилетней девушки в глуши, вдали от всякой цивилизации, граница которой, всякий знает, пролегает ровно там, где заканчивается Невский проспект.

Даже четыре старших Наташиных брата, дразнивших и донимавших сестренку, сколько она себя помнит, не стали бы отрицать, что она очень хорошенькая. Выше среднего роста, но не настолько, чтобы возвышаться над толпой, стройная, гибкая, с яркими темными глазами и пышными каштановыми волосами. На вокзал Наташа явилась в мехах и кое-кому из присутствующих на перроне действительно напомнила толстовскую героиню. А явилась она туда затем, чтобы проводить одного молодого человека. Мишу Шапорова Наташа знала с детства, и сейчас, когда, по ее мнению, долгое знакомство как раз могло обратиться во что-то иное, что-то более захватывающее, ему вздумалось оставить Россию ради туманов Лондона! И кстати, где ж он, думала она, взглядывая на часы и понимая, что поезд отправится уже через пять минут. Впрочем, если вы Шапоров, улыбнулась она про себя, вы, наверно, можете позволить себе опоздать на поезд — потому что, наверно, можете позволить себе тут же купить другой. Дело в том, что Шапоровы не удовлетворились огромными земельными владениями, полученными на государевой службе. Они занялись банковским делом, страхованием и прочими денежными материями, в которых Наташа ничегошеньки не понимала. Как бы то ни было, поговаривали, что Шапоровы куда богаче Романовых.

И тут она заметила его: он изо всех сил бежал к ней. Глаза сияют, на губах — улыбка.

— Наташа! Я же в другом конце поезда! Сюда, сюда!

Схватил ее за руку и потащил за собой, налетая на чужой багаж и вызывая неудовольствие тех, кто имел неосторожность попасться ему на пути.

— Вот! — выдохнул он, так и не отдышавшись. — Это мое купе!

Наташа отметила, что «купе» состояло из спальни и прекрасно обставленной гостиной. Ну не в третьем же классе ездить Шапорову!

— Тебе не кажется, что здесь тесновато, а, Миша? Может, надо бы заказать еще столовую и шеф-повара в придачу?

Шапоров расхохотался.

— Уволь, Наташа, это ведь не моя затея! Я прекрасно доехал бы в первом классе. Нет, это все отец.

Наташа помнила тот вечер, когда впервые увидела Шапорова-старшего. Это было на детском празднике, где отец Миши катал на своей широкой спине всех гостей, включая самых маленьких, и при этом грозно рычал, как лев. Точно так же он баловал теперь своих взрослых детей, заказывая им роскошные купе в поездах.

— Ты ведь уже бывал в Лондоне, да? — спросила Наташа, обеспокоенная тем, что ее поклонник — или, по крайней мере, тот, кто вполне мог бы им стать, — отбывает в неведомый, враждебный мир.

— О, много раз. Я учился там в школе, помнишь, два года до того, как поступить в Оксфорд. Лондон — отличный город. Не так красив, как Санкт-Петербург, да и англичане люди более сдержанные, чем мы, но все-таки там неплохо. А потом, — продолжил он, заметив, что Наташа как-то вдруг сникла, — отец сказал, что если я справлюсь, то через три месяца могу вернуться домой.

Интересно, подумала Наташа, а куда его зашлют потом? В Нью-Йорк? Или в Сибирь? Не подыскать ли ей кого-нибудь более… оседлого?