Дэвид Дикинсон - Смерть на Невском проспекте

На этом он вышел из-за стола и двинулся на них грудью с выражением неконтролируемой ярости на физиономии.

— Все в порядке, пристав, мы уже уходим, — говорил Михаил по-русски, пятясь к выходу и тут же переводя себя на английский. — Не трудитесь нас провожать! Пожалуй, вам лучше присесть. Передохните. Стаканчик воды не повредит тоже. И к доктору, к доктору! Поберегите себя!

Последние две фразы Михаил прокричал уже за дверью, и они поторопились ретироваться.

— Ну и ну, лорд Пауэрскорт, в какую передрягу мы с вами попали! И в первый же день моей работы! Раньше у нас были данные о трупе, а трупа самого не было. Теперь же, если верить этому толстому рыжему приставу, нет и никаких данных. Что же нам теперь предпринять?

— Я знаю что, — сказал Пауэрскорт, с приязнью похлопав юношу по плечу. — Поехали по моргам!

Они шли по узкой набережной канала. Впереди дымила труба какого-то завода. Мимо них спешили молодые рабочие. Судя по запаху, где-то недалеко пекли хлеб.

— У вас при себе есть деньги, лорд Пауэрскорт? — помявшись, смущенно спросил Шапоров.

— Есть, Михаил, — отозвался Пауэрскорт. — Де Шассирон в посольстве снабдил меня крупной суммой. Уверяю вас, на две или три взятки нам хватит. Вы ведь об этом?

— Об этом, — рассмеялся Шапоров. — Скажите, лорд Пауэрскорт, как, по-вашему, сумеем мы — вы, опытный сыщик, и я, новичок, — найти тело Мартина?

— Буду крайне удивлен, если сумеем, — признался Пауэрскорт. — Конечно, надо проверить морги, но боюсь, шансов у нас немного. Заметьте при этом, что мы не знаем даже, как именно он умер. Застрелили его? Закололи? Удушили? Может статься, обстоятельства смерти его так нелицеприятны, что их постарались скрыть. Убийцы — или же те, кто нашел Мартина, — могли пробить лед на Неве и бросить его в воду. Тогда труп, возможно, никогда не объявится, уплывет в море, и все. А если его найдут где-то в Финляндии или в окрестностях Риги, он будет к тому времени неузнаваем. Я думаю, что его или же кого-то, названного его именем, доставили в полицейский участок, и там был заполнен тот документ, который мы получили в посольстве. Его прислали просто затем, чтобы сообщить о смерти Мартина. Теперь им хотелось бы, чтобы мы усвоили преподнесенный нам урок и на этом угомонились. Какой смысл поднимать шумиху, если нет тела?

Через боковую калитку они прошли в сад большого, довольно уродливого на вид здания, у входа в которое стояла длинная очередь.

— Это больница Святого Симеона, — пояснил Шапоров. — Покойницкая туда, дальше, в конце сада. Я сейчас пойду возьму ключ у привратника. Вы со мной или тут подождете?

— Тут подожду, — решил Пауэрскорт. — А то при виде иностранца он взвинтит цену.

И пока он ждал своего молодого помощника, прогуливаясь вдоль ограды, ему пришла еще одна мысль относительно Мартина, документа и полицейского участка. Может, Мартина в самом деле никогда не доставляли в участок? Может, и городового под таким именем действительно никогда не было, а бумага, полученная посольством, на самом деле подделка, печать из участка могли позаимствовать или… да заверить ею бумагу мог тот самый полицейский, которому приказали убить Мартина. Так что рыжий городовой, вполне вероятно, и говорил правду.

Тут появился Михаил, который радостно махал ему зажатым в кулаке большим ключом.

— Не представляю, что нас ждет, — сказал он. — Мое образование еще не простиралось до моргов. Я сказал в привратницкой, что после попойки пропал и, не дай Бог, замерз до смерти наш приятель-студент.

Ключ с визгом повернулся в замке. Пошарив рукой, Шапоров нащупал выключатель. Зажглась тусклая лампочка.

— Зимой холодильные установки не включают, и так холодно, — прошептал он. — На нас природа работает.

Петербургские мертвые лежали длинными рядами, на полатях в семь или восемь этажей. Кто-то в скудном больничном одеянии. Кто-то, привезенный, видно, с улицы, в том тряпье, в котором его нашли. Некоторые, избитые или раненые, были с развороченными, странного радужного цвета физиономиями. Ну и компания, подумал Пауэрскорт. Когда они восстанут из мертвых в Судный день, те, кому доведется наблюдать это, в ужасе содрогнутся при виде несчастных, поднимающихся из своих могил. Пахло застарелой гнилью, нищетой, несчастьем. Шапоров меж тем методично обходил ряд за рядом, иногда вглядываясь в бирки, привязанные к ногам. Женщин, стариков и совсем юных он пропускал. Пауэрскорт слышал, как Михаил что-то бормочет про себя, молится, что ли.