Кэрол Макклири - Алхимия убийства

— Я знаю. Он нашел средство против бешенства.

— Бешенство — это болезнь. Он может изготовить вакцину против бешенства в своей лаборатории, но не может ввести ее пациенту. Для этого нужен врач. К сожалению, медики всячески стараются дискредитировать Пастера, и вакцина против бешенства — их самый крупный козырь.

— Как вакцина против бешенства могла стать их самым крупным козырем, если она спасла так много жизней?

— Пастер — противоположность покладистости. Он резко критикует врачей и постоянно обвиняет в том, что они не соблюдают элементарную гигиену, становясь переносчиками болезней. Он считает, что врачи должны мыть руки перед осмотром больных и стерилизовать инструменты, потому что микробы, видимые под микроскопом, вызывают болезни, которые врачи передают пациентам через руки и инструменты.

— Звучит логично, но мне кажется, что в своем большинстве люди думают, как моя мама, что все болезни — от Бога, и что с этим ничего нельзя поделать.

— К счастью, большинство врачей так уже не думают, однако многие продолжают отвергать теории Пастера. Врачи считают, что болезни возникают в результате определенных состояний организма, а не распространяются микробами. На мой взгляд, истина, как это часто бывает, когда стороны занимают диаметрально противоположные позиции, лежит где-то посередине. Но концепции Пастера постепенно получают признание. Вот один видный хирург из Вены предложил, чтобы его коллеги по профессии мыли руки перед операцией.

— Но ведь и доктор Листер в Великобритании уже не один год производит стерилизацию хирургического материала?

Жюль с удивлением смотрит на меня, и я, наклонившись вперед, встречаюсь с ним быстрым взглядом.

— Я же говорила, мсье Жюль Верн, что читаю газеты, вопреки утверждениям о недоступности таких материй для женского ума.

Он позволяет мне улыбнуться и продолжает:

— Доктор Листер обнаружил, что промывание раны после операции уменьшает риск инфекции. А венский хирург предлагает стерилизовать руки до операции.

— Пожалуйста, расскажите мне подробнее о полемике между Пастером и медиками. Что за история произошла с вакциной против бешенства? — Я хочу узнать больше, потому что интервью с Пастером может стать таким, каких свет не видывал.

— Пастера обвиняли в том, что он преждевременно применил вакцину без надлежащих испытаний, и в результате два пациента умерли. Говорили, что ему так хотелось доказать эффективность вакцины, что он ввел ее двум подросткам, мальчику и девочке, укушенным якобы бешеной собакой, до того как его препарат прошел испытания. Они оба умерли.

— Это ужасно.

Жюль пожимает плечами.

— Как и бешенство, если его не лечить.

— Почему говорят, что он ввел вакцину преждевременно?

— Вакцина получена из кроликов, зараженных бешенством в лаборатории. Дети умерли от кроличьего бешенства, а не собачьей разновидности. Таким образом, дети умерли от введенной им вакцины. Доктор Пастер — великий ученый, — продолжает Жюль. — Величайший в мире. То, что он сделал для мира, не должно принижаться из-за отдельной неудачи. Если бы не он, тысячи людей умирали бы каждый год от ядовитого молока, вино становилось бы кислым по дороге на рынок, крупный рогатый скот и овцы повсюду в мире разносили бы смертельную болезнь. Пастер не может избавить мир от всех болезней своим микроскопом, но его открытия проложат дорогу к золотому веку…

Жюль вдруг смотрит в окно, и наступает гробовая тишина.

Я ненавижу тишину, поэтому спрашиваю:

— Что-то случилось?

Жюль отвечает не сразу. Он медленно поворачивается ко мне.

— У меня была привычка предсказывать будущее. Слишком часто происходит что-нибудь неладное.

Моя интуиция звонит как церковные колокола. Демон, с которым Жюль ведет борьбу, появился снова. Я прикусываю губу, чтобы не задавать вопросов, но справиться с собой нет сил, и я опять открываю рот, чего не следовало бы делать.

— Жюль, вчера вы сказали нечто такое, что не оставляет меня в покое. Могу я спросить…

— Нет, не можете.

Он отвечает резко, очень резко, и, как ни странно, его слова причиняют боль. Он снова поворачивается к окну, а я, опустив глаза, смотрю на свои руки. Мне очень не нравятся неловкие ситуации, как эта, и хочется, чтобы мы скорее добрались до места назначения.

Здания института напоминают университетские — один кирпич красный, другой серый. Гладкие каменные ступени ведут к широкому, внушительному входу, от которого идет длинный коридор через все здание. Проход широкий, с высоким, до шести метров, потолком. Здесь царят спокойствие и благоговение. Тишина и величественность, как в старом досточтимом университетском коридоре.