Кэрол Макклири - Алхимия убийства

— А у других жертв «черной лихорадки» были царапины, порезы или необычные следы? — спрашивает Жюль.

— Нет. — В голосе доктора слышится тревога. — Повторяю: я специально на это не обращал внимания. Почему вас так интересуют царапины и порезы?

Я произношу фразу серьезным тоном, так как она по своей сути парадоксальна:

— Мы хотим знать, можно ли умышленно заразить этой болезнью.

Доктор Дюбуа поднимает брови.

— Она пришла к нам из степей России, и распространяется дальше. Такое под силу только Всевышнему.

Когда мы возвращаемся в приемное отделение, Жюль берет меня за руку и шепчет:

— Подождите меня на улице. Он идет поговорить с клерком.

Он выходит из больницы в глубокой задумчивости. Мы идем по улице, я говорю себе, что не надо отвлекать его от мыслей, но любопытство разбирает меня.

— Что вы спросили у клерка?

— Откуда доктор родом.

— Зачем?

— У Дюбуа небольшой акцент. Поскольку французский для вас не родной язык, вы не заметили его, но я сразу почувствовал. Клерк говорит, что доктор из Байонны. Это недалеко от испанской границы, отсюда и акцент. Почти каждый пятый француз не может давать показания в суде без переводчика, потому что недостаточно хорошо владеет французским языком. Образованные иностранцы часто говорят на нем лучше, чем наши провинциалы. Как по-вашему, доктор имеет сходство с тем убийцей?

— Ну, у него нет бороды, конечно. У врача из сумасшедшего дома волосы были гораздо темнее, но, думаю, такие же густые, и длиннее. Они примерно одинакового роста, такого же телосложения. И возраст почти одинаковый. Трудно судить о возрасте человека, который носит бороду да еще скрывает лицо под шляпой и длинными волосами.

Я пытаюсь представить Дюбуа доктором Блюмом с длинными волосами и бородой, в темных очках, но у меня ничего не получается. Я не могу сказать этого Жюлю, но волосы у меня не шевелились на голове, когда я в первый раз встретила его на кладбище, или потом в больнице, и даже сейчас. Дюбуа никак не ассоциируется со злом, которое я почувствовала в докторе Блюме. Но должна признать, что с моей стороны было бы непрофессионально исключить кого-нибудь, руководствуясь только внутренним чувством.

— Я никогда не разговаривала с ним и не сталкивалась лицом к лицу за исключением одного мгновения в хижине. Но не думаю, что это — доктор Дюбуа. А вы, какие у вас мысли?

— Поскольку только мой бедный больной племянник, как он утверждает, видел убийцу, — он делает паузу для большего эффекта, а я чуть заметно улыбаюсь, — и никогда раньше не встречал доктора Блюма, у меня нет определенного мнения. Я смогу делать какие-то выводы, когда узнаю про палец.

— Палец?

— Кончик правого мизинца у него отсутствует.

Как я этого не заметила! Искоса брошенный на меня взгляд Жюля говорит мне, что я должна была бы заметить. И он прав. Я принимаю к сведению, что нужно быть более наблюдательной. Я охочусь за убийцей, и всякие недосмотры недопустимы.

— Возможно, несчастный случай в детстве, — продолжает он, — или неосторожное обращение с ножом во время операции. Я попрошу своего врача направить телеграмму в отдел здравоохранения департамента Байонны с просьбой прислать нам описание внешности доктора Дюбуа и сообщить, какую он там имел репутацию.

Жюль останавливает фиакр. Когда мы разместились в нем, он говорит кучеру:

— Институт Пастера.

Я едва сдерживаю волнение:

— Вы в самом деле думаете, что мы встретимся с доктором Пастером?

— Если он на месте. Я уверен, он примет нас. Некоторое время назад мы вместе состояли в каком-то никчемном правительственном комитете — по здравоохранению, что ли.

— Но это значит — вы должны назваться своим именем.

— Конечно, Нелли; я не прячусь, просто не хочу, чтобы друзья знали, что я в городе. Но Пастер не очень общительный человек. Он слишком занят своей работой, чтобы вникать в подробности чужих дел.

— Но я просто не могу себе представить, что вот так войду и буду разговаривать с Луи Пастером.

Жюль мог напомнить мне, что я смело вошла в кафе «Прокоп» и навязала расследование убийства одному из известнейших писателей мира. Я рада, что он поглощен своими мыслями и не будет иронизировать по поводу моего ложного шага.

— Встретиться с ним не составит особого труда, — бормочет себе под нос Жюль. — Шумиха в газетах о «черной лихорадке», должно быть, заинтересовала его, если он уже не занимается этим делом, в чем я уверен. Никто в мире не знает о микробах больше, чем Пастер. Нам нужно узнать его мнение о смерти проститутки. Он химик, а не практикующий врач, но это не помешало ему глубоко вникать в вопросы медицины.