Майкл Грегорио - Критика криминального разума

— Кто это такой? — прошипела она.

Тут из-за спины Люблинского появился Кох, и женщина издала сдавленный вопль.

— Чего вам надо? — рявкнула она. — Я по ночам не работаю.

Я подтолкнул Люблинского, и мы проследовали за ним в дом. Женщина в ужасе отступала от нас, пока наконец не остановилась посередине комнаты, ударившись спиной о низкий стол. Она схватила с него свечу и стала размахивать ею перед нашими лицами, напоминая пастуха, пытающегося факелом отогнать волков. Это была высокая, неплохо сложенная женщина в красном выцветшем платье с низким вырезом, за которым открывалась глубокая темная ямка между грудями. По быстроте движений и звонкости голоса я заключил, что ей, должно быть, около тридцати. В свете свечи ее поблескивавшая кожа казалась мертвенно-бледной и почти прозрачной, у глаз был тот же дьявольский оттенок. Невероятно густые серебристо-белые волосы каскадом завитков и локонов ниспадали на плечи. Если бы вы повстречались с ней ночью на улице, то, наверное, подумали бы, что она вылеплена из цельного куска льда. Никогда раньше я не встречал альбиноса. В ее кукольном личике была какая-то притягательная красота. Побелевшие губы сжались и недоверчиво изогнулись. На нас был устремлен холодный взгляд широких и пронзительных глаз, похожих на глаза египетской кошки, над высокими, четко очерченными скулами.

— Сегодня вечером я отдыхаю, — заявила она с застенчивой улыбкой. — Если только, конечно, вы, любезные господа, не сумеете убедить меня в необходимости этот отдых прервать.

— Мы не ваши обычные клиенты, — ответил я. — Я расследую череду убийств в Кенигсберге.

Улыбка исчезла с ее лица.

— И что в таком случае вам нужно от меня?

— Принесите стул. Вам предстоит многое мне рассказать.

Презрительно взметнув белесыми ресницами, женщина вынесла из темного и пыльного угла в центр комнаты расшатанный табурет с протертым плетеным сиденьем. Я огляделся по сторонам. Можно было подумать, что мы находимся внутри языческого храма или в вигваме шамана, которые так ярко описывают путешественники по Америке. Стены были увешаны черепами животных, костями китов, различными предметами, выброшенными морем, и какими-то уж совсем непонятными вещами, о происхождении и способах применения которых можно было только догадываться. На одной закопченной стене я различил рисунок, сделанный с помощью бритвы на штукатурке и изображавший мужчин и женщин, совокуплявшихся в самых разнообразных, диковинных позах. Стоило мне немного помахать свечой, и фигуры как будто тоже начинали двигаться, совершая ритмичные, исполненные животной похоти движения. Я поспешно отвернулся, лицо у меня вспыхнуло от непонятных мне эмоций. Наконец хозяйка подставила табурет, жестом предложив мне сесть.

— Это для вас, — ответил я. — Садитесь, Анна Ростова. Ведь так вас зовут, я не ошибся?

Она села, не удостоив меня ответом.

— Год назад вы обнаружили труп, — продолжал я. — Ян Коннен, кузнец, был первой из четырех жертв до сих пор не найденного убийцы. Офицер Люблинский сообщил мне, что на месте преступления вы обнаружили некий предмет, чрезвычайно важный для следствия, и унесли его с собой. С тех пор вы не раз показывали ему упомянутый предмет.

— Ты понимаешь, что это может означать? — крикнула Ростова в сторону Люблянского, подобно ядовитой змее, плюющейся ядом.

Он робко отвернулся.

— Говорите только со мной, — приказал я, — и больше ни с кем из присутствующих здесь.

— Ни одна баба больше никогда на тебя не взглянет, солдат, — продолжала она, не обратив на мои слова ни малейшего внимания. — Они плюнут в твое мерзкое лицо!

— Что вы нашли на теле Яна Коннена?

— Матери будут пугать тобой своих детей, — произнесла она нараспев, устремив сверкающие прозрачные глаза на Люблинского. — Они будут говорить: «Если вы сейчас же не ляжете спать, вас поцелует это чудовище с дьявольским лицом. Он придет и…»

Я поднял руку и изо всей силы ударил ее по щеке.

— Заткнись! — крикнул я.

Не знаю, что нашло на меня, но в создании, сидевшем передо мной, было что-то настолько бесстыдное, варварское и жуткое, что я не смог удержаться.

Наши глаза встретились, Ростова коснулась своего лица, погладив покрасневшую кожу так, словно боль доставляла ей удовольствие.

— Гм-м-м… хорошо, — проговорила она с улыбкой. — Вам нравится причинять боль девушкам, не так ли, сударь? — Она быстро провела влажным розовым язычком по губам. — Хочешь меня высечь? Таков твой план? Доставить себе удовольствие за мой счет? — Она широко и злобно улыбнулась. — Прошлый раз я получила тридцать ударов. Посмотрели бы вы, как у них у всех встали члены, когда они любовались тем, как меня секут! О, как же они возбудились, когда увидели, как из моей белой кожи потекла кровь! Вы тоже хотите на это посмотреть, сударь? — Она громко и грубо расхохоталась. — Пруссия — родина кнута и розги!