Майкл Грегорио - Критика криминального разума

Семь лет назад Кант порекомендовал мне стать судьей. Ныне профессор открывал передо мной возможности, которых я намеренно избегал, схоронившись в Лотингене. Он вручил мне собранные им материалы и предложил доказать, что я представляю новое поколение следователей и судей. Что я способен воспользоваться революционными методами, которые никогда ранее не применялись в борьбе с самым страшным из всех преступлений. С преступлением, которое поставило под угрозу мир и покой целого государства.

Именно по этой причине он пригласил Вигилантиуса, прибегнув к его анатомическим познаниям и мистическому опыту в попытках отыскать преступника. Есть ли на свете такой судья, который осмелился бы использовать подобную тактику? Поэтому профессор и хотел, чтобы я понаблюдал за работой некроманта прошлой ночью.

Внезапно я увидел способности доктора совершенно в новом свете. Престарелый разум Канта двигался к неким темным и нездешним берегам, тем не менее великий философ не утратил связи с реальностью и умения блестяще применять логику и здравый смысл к решению самых запутанных загадок. Он учил меня тому, на что сам уже физически не был способен. Он был моим Сократом, который вел меня к совершенно новому взгляду на вещи и новому способу действия. Расследование преступления заключается не только в собирании подробной информации и вытягивании истины любыми способами из сопротивляющихся подозреваемых и свидетелей, как полагал Рункен. И как, что уж греха таить, думал прежде и я сам.

Кант готовил меня к тому, что я только что увидел, учил меня для благ человечества пользоваться подобным знанием, не позволял мне отбрасывать никакие свидетельства под предлогом их извращенности или чудовищности, как охарактеризовал их сержант Кох. Вне всякого сомнения, точно так же воспринимал кантовский подход к делу и Рункен. Но ведь не далее как прошлой ночью я сам согласился бы с подходом Рункена.

В мгновение ока я понял, как мне следует поступить. Когда дело будет закрыто, убийца пойман и осужден, я напишу научный трактат, в котором воздам хвалу несравненному гению Иммануила Канта. В данной области он проник гораздо дальше всех других исследователей, и я был преисполнен энтузиазма от мысли, что смогу еще многому научиться у самого первооткрывателя. Я повернулся и взглянул на спящего философа, душа моя полнилась нахлынувшими на меня эмоциями и глубокой признательностью. Я был всем ему обязан. Он был для меня отцом. Более того, я осознал это сейчас, ему я был обязан гораздо большим, чем собственному отцу.

У меня голова шла кругом от подобных размышлений. Пришлось закрыть глаза, чтобы овладеть собой, и я открыл их, только когда экипаж резко дернул и остановился. Снаружи завеса тумана была еще плотнее, чем прежде. Я бросил взгляд на Канта, но профессор продолжал спать безмятежным сном. За оконным стеклом в темноте молочного окраса материализовалось человеческое лицо. Похожий на привидение, Иоганн Одум сделал мне знак выйти на дорогу. Я поспешно, хотя и стараясь не шуметь, открыл дверцу кареты.

— Дальше ехать нельзя, герр Стиффениис, — объявил лакей, когда я спустился к нему. Туман прекращался в непроницаемую стену в том месте, где рядом с дорогой была заметна рябь какого-то потока. — Я боюсь, что в любой момент мы можем опрокинуться в канаву.

— Давайте я пойду впереди и буду указывать лошади дорогу, — предложил я.

— Возьмите одни из фонарей, сударь, и будьте осторожны, дорога здесь очень опасна, — предупредил он.

Поначалу я быстрыми шагами направился вперед, но вскоре был вынужден сбавить темп. Снег у меня под ногами слежался и обледенел, а лошадь за спиной была явно напугана. Иоганн удерживал ее, как мог, боясь худшего, и мне пришлось тащиться, еле переставляя ноги, целую вечность, пока впереди в тумане не появился особняк Канта.

Иоганн вынес Канта из экипажа, словно спящего ребенка, а я тем временем держал фонарь и помогал ему открыть ворота. Я остался стоять в передней, пока лакей понес своего хозяина, словно маленькое дитя, наверх в его спальню, и ждал Иоганна, пока он укладывал профессора спать. Вся процедура заняла не более десяти минут.

— Он совершенно вымотался. Слава Богу, теперь он сможет хоть немного отдохнуть! — прошептал Одум, спустившись ко мне. — А теперь, если вы последуете за мной, сударь, я покажу вам то, что нашел сегодня утром.

Взяв фонарь, он открыл переднюю дверь и осторожно провел меня к задней части дома. Сад окружали кольцом высокие деревья. Идти было очень тяжело, так как снег лежал повсюду небольшими сугробами.