Роберт Маккаммон - Голос ночной птицы

— Я сказал, — повторил Мэтью, — что я должен им помочь.

Шоукомб не ослабил хватку. Теперь наконец Вудворд, возившийся с не желающим сниматься пальто, заметил, что перед ним разыгрывается небольшая драма.

— Да, — сказал он, — я думаю, им надо помочь доставить сундуки.

— Да, сэр, как скажете. — Тут же пальцы Шоукомба освободили руку молодого человека. — Я в и сам пошел, да спина у меня уже не та. Когда-то мешки ворочал в порту на Темзе, из-за того теперь уже не мо...

Мэтью хмыкнул, отвернулся и вышел на улицу в угасающий голубой день, на воздух, теперь благословенно свежий. Старик держал коробку с париками Вудворда, а девушка, обойдя фургон, пыталась взвалить себе на спину один из сундуков.

— Эй! — сказал Мэтью, шлепая к ней по грязи. — Позвольте, я помогу.

Он взялся за одну из кожаных рукоятей, и тут же девушка шарахнулась от него, как от прокаженного. Ее край сундука шлепнулся в грязь. Она осталась стоять под дождем, ссутулив плечи, с волосами, упавшими налицо.

— Ха! — фыркнул Абнер. Здесь, на свету, кожа его оказалась тускло-серой, как мокрый пергамент. — Без толку с ней говорить, они никому ни слова никогда. В Бедламе ей место, вот что.

— А как ее зовут?

Абнер в молчаливом удивлении поднял кустистые брови.

— Девка, — ответил он и снова рассмеялся, будто такого глупого вопроса никогда никто ни от кого не слышал.

Он повернулся и понес коробку с париками в таверну.

Мэтью посмотрел на девушку. Она начинала дрожать от холода, но не произнесла ни звука, не подняла взгляда от грязи, лежащей между ними. Значит, придется ему тащить сундук — да и второй, вероятнее всего, — одному, разве что удастся заставить Абнера помочь. Он поднял глаза к небу, закрытому верхушками деревьев. На лице остались полосы от вновь усиливающегося дождя. Не было смысла стоять здесь по щиколотку в слякоти и оплакивать свое положение в этом мире. Бывало и хуже, и еще не раз может быть. А девушка эта — кто знает ее историю? И кому хоть какое дело? Никому; так ему, Мэтью, какая разница? Он поволок сундук по грязи, но еще не дойдя до крыльца, остановился.

— Идите в дом, — сказал он. — Я принесу остальное.

Она не двинулась с места. Мэтью заподозрил, что она останется стоять как стояла, пока ее не хлестнет голос Шоукомба.

Впрочем, не его это забота.

Он потащил сундук вверх по ступеням, но перед тем, как втащить через порог, снова глянул на девушку и увидел, что она запрокинула голову, развела руки, закрыла глаза и ловит дождь открытым ртом. Ему подумалось, что, возможно, она — даже в своем безумии — так очищает себя по-своему от запаха Шоукомба.

— Весьма серьезное неудобство, — произнес Айзек Вудворд, когда Мэтью заглянул под покрытую соломенным матрасом деревянную кровать и обнаружил, что ночного горшка там нет. — Уверен, это недосмотр.

Мэтью в отчаянии помотал головой:

— Я думал, нам дадут приличную комнату. В сарае и то было бы лучше.

— Мы не пропадем, переночевав здесь одну ночь. — Вудворд подбородком указал на единственное закрытое ставнем окошко, заляпанное полосами дождя. — Я осмелюсь утверждать, что мы пропали бы, если бы продолжали путь в такую погоду. Так что будь, Мэтью, благодарен.

И снова Вудворд все свое внимание посвятил тому, что делал: одеванию к обеду. Он открыл свой сундук и достал чистую полотняную белую рубашку, свежие чулки, пару светло-серых бриджей, которые аккуратно положил поперек кровати, чтобы не зацепить материю соломой. Сундук Мэтью также был открыт, и чистая одежда наготове. Одно из требований Вудворда: где бы они ни были и каковы бы ни были обстоятельства, к обеду они одеваются как цивилизованные люди. Зачастую Мэтью не видел в этом смысла — разряжаться, словно кардинал, иногда для нищенской трапезы, — но понимал, что для правильного мироощущения Вудворду это жизненно необходимо.

Вудворд вытащил из сундука болванку для париков и поставил на небольшой стол, который вместе с кроватью и сосновым стулом составлял всю меблировку комнаты. На болванку Вудворд надел один из своих трех париков — тот, что был окрашен в приличный оттенок каштанового, с вьющимися локонами на плечах. При чадящей свече в кованом подсвечнике, висящем на крюке над столом, Вудворд осмотрел собственную лысину в ручном зеркальце с серебряной оправой, которое путешествовало с ним из самой Англии. На белой коже головы виднелось с десяток старческих пигментных пятен — прискорбно неприятное зрелище с точки зрения их владельца. Вокруг ушей имелся легкий седой пушок. Стоя в нижнем белье, Вудворд рассматривал эти пятна. Его пухлый живот вываливался из-под перетягивающего пояса, ноги были тонкие, как у цапли. Вудворд тихо вздохнул.