Роберт Маккаммон - Голос ночной птицы

— Не пытайтесь говорить, сэр... Вы не должны...

— Я не должен! — взорвался магистрат. — Не должен... не могу... не обязан! Вот эти слова и укладывают человека в могилу!

Мэтью снова сел в кресло, не выпуская руки магистрата.

— Вам следует воздержаться от разговора, сэр.

Угрюмая улыбка тронула губы магистрата и пропала.

— Я так и сделаю. Много будет времени... воздерживаться. Когда рот будет... полон земли.

— Не говорите так!

— Почему? Это же правда? Мэтью, какую же мне... дали короткую веревку! — Он закрыл глаза, тяжело дыша. Мэтью мог бы подумать, что Вудворд снова погружается в сон, но рука, державшая его руку, не отпускала. Потом магистрат снова заговорил, не открывая глаз. — Ведьма. Это дело... не дает мне покоя. Не дает. — Открылись пожелтевшие глаза. — Мэтью, я был прав? Скажи. Я был прав?

— Ваше решение было правильным, сэр, — ответил Мэтью.

— А-ах, — произнес магистрат, будто вздохнул с облегчением. — Спасибо. Мне нужно было это услышать... от тебя. — Он крепче сжал руку Мэтью. — Теперь слушай. Мои часы... разбиты. Песок вытекает. Я скоро умру.

— Чушь, сэр! — Но голос Мэтью сел, выдавая его. — Вы просто устали, вот и все!

— Да. И скоро... я буду спать... очень долго. Ради Бога, не надо. Пусть я умираю... но я не глупею. А теперь... помолчи и послушай. — Он попытался сесть, но тело не повиновалось такому невыполнимому приказу. — В Манхэттене, — сказал он, — есть... магистрат Пауэрс. Натэниел Пауэрс. Езжай к нему. Очень... очень хороший человек. Он меня знает. Ты ему скажешь. Он найдет тебе место.

— Прошу вас, сэр, не надо!

— Боюсь... у меня нет выбора. Решение принято намного... намного более высоким судом... чем мне приходилось председательствовать. Магистрат Натэниел Пауэрс. В Манхэттене. Ты понял? — Мэтью молчал. Кровь колотилась в жилах. — Это будет... мой последний приказ тебе. Скажи "да".

Мэтью посмотрел в почти невидящие глаза. В лицо, которое стремительно старело и увядало.

Времена года, столетия, люди. Добро и зло. Бренность плоти.

Должно уйти. Должно.

Ночная птица, поющая за окном. В темноте. Поющая, как в солнечный полдень.

Это единственное слово, такое простое, было почти невозможно произнести.

Но магистрат ждет, и оно должно быть сказано.

— Да. — Горло почти пережало наглухо. — Да, сэр.

— Хороший мальчик, — прошептал Вудворд. Его пальцы отпустили руку Мэтью. Он лежал, уставясь в потолок, и полуулыбка играла в уголках губ. — Я помню... своего отца, — сказал он, будто поразмыслив. — Он любил танцевать. Я их видел в доме... они танцевали перед огнем. Без музыки.

Но мой отец... напевал какой-то мотив. Он подхватил мать... закрутил ее... и она смеялась. Так что... музыка все-таки была. Мэтью слышал, как поет ночная птица — может быть, ее тихая песня и пробудила воспоминание.

— Мой отец, — сказал магистрат, — заболел. Я видел его в постели... вот так. Он угасал. Однажды я спросил мать... почему папа не встает. Не встает с кровати... и не танцует джигу, чтобы ему было лучше. Я всегда говорил... говорил себе... что когда буду старый... очень старый... буду лежать и умирать... я встану. Танцевать джигу, чтобы было лучше. Мэтью?

— Да, сэр?

— Ты очень удивишься, если... если я тебе скажу... что готов танцевать?

— Нет, сэр, не удивлюсь.

— Я готов. Да. Готов.

— Сэр, — сказал Мэтью, — у меня есть для вас кое-что.

Он наклонился и поднял с пола рядом с кроватью пакет, который принес днем. Миссис Неттльз нашла оберточную бумагу и перевязала желтой бечевкой.

— Вот оно, сэр, — сказал Мэтью, вкладывая пакет в руки магистрата. — Можете его открыть?

— Я попробую. — Но после тщетной попытки магистрат не смог разорвать бумагу. — Я боюсь, — тихо сказал магистрат, — что песка осталось меньше... чем я думал.

— Позвольте мне.

Мэтью наклонился к кровати, разорвал здоровой рукой бумагу и вытащил ее содержимое на свет лампы. Золотые нити блеснули в ее лучах и отбросили зайчики света налицо магистрата.

Руки его сомкнулись на ткани, коричневой, как густой французский шоколад, и притянули к себе камзол. Из умирающих глаз потекли слезы.

Да, это был дар фантастической цены.

— Где? — прошептал магистрат. — Как?

— Шоукомба поймали, — ответил Мэтью, не видя нужды вдаваться в подробности.

Вудворд прижал камзол к лицу, будто пытаясь вдохнуть от него аромат прошлой жизни. Мэтью увидел, что магистрат улыбается. Кто мог бы сказать, что Вудворд не ощутил запах солнца, сияющего в саду с фонтанами, выложенными зеленой итальянской плиткой? Кто мог бы сказать, что он не увидел золотой отсвет свечей на лице юной красивой женщины по имени Энн, не услышал ее сопрано в теплый воскресный вечер? Кто мог бы сказать, что не коснулась его ручка маленького сына, прижимающегося к доброму отцу? Только не Мэтью.