Он понимал, что расследование вот-вот закончится. Рано или поздно они узнают его самую страшную тайну — то, что помимо язычников и еретиков среди его предков были и евреи. В тысяча девятьсот тридцать пятом году никто не потребовал от него заполнить сертификат о расовой чистоте, несмотря на то что такая политика уже существовала. Никто не спросил о бабках и дедах. И зачем было спрашивать? Не он стремился в СС, его туда пригласили! И конечно, в первое время после того, как он стал членом ордена, никто не решался подойти к нему с формулярами, которые он обязан был заполнить. Через несколько месяцев после вступления в орден он получил анкету, сразу понял, в чем дело, и проигнорировал ее. Никто не сказал ему ни слова, как он и ожидал. Ведь доктор Ран был любимчиком Гиммлера. Его время принадлежало только ему, и он не мог не порадоваться тому, что ему приказывают заполнять какие-то бумажки. Но времена изменились. «Хрустальная ночь» осенью тридцать восьмого года стала объявлением войны евреям в Германии, и особое положение Рана дало трещину. Он больше не мог игнорировать требование, обязывающее сообщить сведения о своих предках. То, что он скрыл, нацисты могли узнать сами. Это всего лишь дело времени.
Странно было осознавать, что он — враг рейха. Просто абсурдно. Он вспоминал шахтеров, убитых по приказу Бахмана. А ведь он и не задумывался о том, почему у них были такие потухшие, мертвые глаза, когда они в тягостном молчании ужинали. Он приписывал это их усталости. Позже он увидел такой же взгляд у узников Бухенвальда — взгляд обреченных. Порой, глядя в зеркало, он видел нечто подобное и в своих глазах. В лагерях никто не выживал. А он каждый день ходил на работу, все еще номинально числясь сотрудником гражданского аппарата ведомства Гиммлера, и гадал, в какой день и час его арестуют и отправят в лагерь!
Временами он смеялся над абсурдностью сложившегося положения. В это невозможно было поверить! Иногда от страха у него внутри все переворачивалось, ему казалось, что за ним вот-вот придут и лучше бы ему покончить с собой. Бюрократические процедуры неизбежно тянулись долго, но действовали нацисты скрупулезно. В какой-то момент они поймут, что приняли в свои ряды еврея! Он видел, как на него посматривают, и догадывался, что слухи о расследовании просочились наружу. Кто-то об этом позаботился. Он замечал, как все умолкают, увидев его. Бахман как-то раз зашел к нему в кабинет и сообщил, что Эльзе нездоровится, поэтому обедать вместе они на этой неделе не будут. Дитер сразу ушел. На следующей неделе простудилась Сара.
Однажды он зашел к ним без приглашения, зная, что Бахман в отъезде. Горничная сказала ему, что фрау Бахман занята и принять его не может. Не угодно ли передать ей записку? Он думал, что Эльза согласится увидеться с ним. Но она отказалась встретиться, и он понял, что положение его безнадежно.
Впрочем, действовать он решил не из-за этого. Идея появилась как бы сама собой, когда однажды он просматривал обычные отчеты, каждый день ложившиеся на его рабочий стол. Это было сообщение о работах в Берхтесгадене. «Орлиное гнездо» — чудесное маленькое поместье в баварском стиле высоко в горах. Работы по обустройству планировали завершить весной, и «Орлиное гнездо» должно было стать подарком фюреру к его пятидесятилетию двадцатого апреля.
Берхтесгаден охранялся отрядами СС.
В первую неделю после того, как эта мысль возникла из хаоса страхов, овладевших им, Ран сумел отбросить ее. Каждое утро он приходил в свой кабинет. Работал допоздна, склонившись над книгами. Ел и пил в одиночестве, ночью, с любопытством беглеца поглядывая на дверь и гадая, явятся за ним сегодня или все же еще несколько ночей у него в запасе есть. Когда он шел по улице, старые друзья делали вид, будто не замечают его. Если он звонил дальним знакомым, то и у них всегда находились какие-то причины, не позволявшие встретиться.
Секретарши отводили глаза или спешили по делам, когда он появлялся.
— Я призрак, — прошептал он как-то вечером, глядя на свое отражение в зеркале, и, произнеся эти слова, осознал, что надо что-то делать.
Он должен был хотя бы попытаться вырваться. И тогда ему пришла в голову идея — на этот раз нечто большее, чем просто фантазия. Бежать — нет, это не выход. Такое решение — не для рыцаря Кровавого копья.
28 февраля 1939 года
В последний день месяца Ран передал конверт одному из помощников Гиммлера.
— Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы это письмо было передано рейхсфюреру не позднее завтрашнего утра.
Читать дальше