Филипп Ванденберг - Дочь Афродиты

— Мне пришлось применить все мое искусство, чтобы убедить оракула сделать новое предсказание. Но благодаря золоту… — Дафна бросила ему мешочек с оставшимися монетами. Он пересчитал содержимое и запинаясь произнес: — Не знаю, принесет ли тебе пользу новый ответ оракула.

— Афиняне сделают все так, как сказал оракул. Если надо бежать, будем бежать. Если он сказал, что надо драться на суше, будем драться на суше. Если же посоветовал встретить врага на море, то будем сражаться на море. Ни один афинянин не побоится взойти на триеру. Так каков ответ пифии?

Тимон протянул Дафне табличку величиной с ладонь, и она быстро прочитала: «Все будет разрушено, что стоит в столице. Только деревянные стены оставит Зевс своей дочери Афине».

Какое-то мгновение Дафна размышляла над текстом. Деревянные стены? Но потом ее лицо просветлело. Гетера чуть было не бросилась Тимону на шею, но вовремя остановилась, вспомнив, что она в мужском одеянии.

— Хорошо сработано, старик! — восторженно воскликнула Дафна. — Где афинские посланники?

— Уехали!

— Быстрей к лошадям, Сикиннос! — крикнула гетера.

Дафна сопровождала Фемистокла на пути к народному собранию. Слух о том, что дельфийская пифия предсказала афинянам мрачное будущее, привлек тысячи горожан к экклесии. На панафинейской дороге Фемистокл вдруг остановился, схватил Дафну за руку и сказал:

— Подумай хорошенько, еще есть время. Ты можешь нанять корабль и уплыть на какой-нибудь остров, где тебя никто не знает и где ты будешь в безопасности. Когда афиняне узнают ответ оракула, в городе начнется хаос.

— Разве мое слово значит меньше твоего только потому, что я гетера? — гневно спросила Дафна.

— Я не хотел обидеть тебя! — ответил полководец. — Единственное, что движет мною, — это забота о тебе.

— Я решилась, и пусть будет так! — сказала Дафна, и они пошли дальше.

Фемистоклу хотелось взять любимую на руки, но на публике это было непозволительно. Поэтому он только крепче сжал ее руку, так что она ощутила боль, правда, эта боль была ей приятна. Перед входом в экклесию они расстались. Шесть лексиархов распределяли таблички для голосования.

После жертвоприношений и молитв первый притан взошел на трибуну и громко крикнул:

— Мужи Афин, свободные граждане! Отчизна в опасности! По решению народа мы послали оракула в Дельфы, чтобы спросить, как нам встретить варваров, и получили следующий ответ.

На горе Пникс стало тихо, как у реки мертвых. Притан зачитал предсказание дельфийского бога: «Все будет разрушено, что стоит в столице. Только деревянные стены оставит Зевс своей дочери Афине».

Сначала афиняне замерли. Каждый размышлял над тайным смыслом предсказания. Потом один за другим они начали падать на колени, плакать и жаловаться на то, что дочь Зевса, совиноокая Афина Паллада, совсем забыла свой город. Неужели она отдаст варварам священный храм на Акрополе, где возвышается ее статуя? Неужели спасительница героев в борьбе гигантов боится азиатских орд? Некоторые в гневе стали ругать богиню, говоря, что она недостойна жертвоприношений.

Пока горожане причитали, ругались и спорили, что им делать дальше, на трибуну взобрался Аристид и попытался привлечь внимание присутствующих:

— Мужи Афин, послушайте меня! — обратился он к афинянам. — Не нужно плакать и возмущаться в этот трудный час. Это нам не поможет. Мы должны действовать, и как можно быстрее.

— Скажи, что нам делать, Справедливый! — крикнул один толстый горожанин, вызвав всеобщий смех, потому что прозвище «Справедливый», которое афиняне дали Аристиду за честность и прямоту, впоследствии многими воспринималось с иронией. Это объяснялось тем, что, будучи на должности архонта, Аристид стал принимать решения сам, не выслушивая мнения суда.

Не обратив внимания на реплику, полководец продолжил:

— Предсказание пифии понятно. Не стоит просить толкователей объяснить его. Мы должны укрепить стены города деревянными валами и, увеличив количество лучников, защищаться от варваров со стен.

В народе начался ропот.

— Как долго нам придется защищаться?

— Спрятавшись за стенами, ты никогда не победишь варваров!

Кимон, сын Мильтиада, предводитель аристократов, тяготевших к Спарте, заметил, что вряд ли в предсказании имелись в виду валы из бревен и досок у городских стен. Этим он вызвал всеобщую растерянность. Что же тогда хотел сказать оракул?

Акрополь с давних времен был окружен непроницаемой живой колючей изгородью. Тоже, считай, деревянные стены. Может, афинянам следует спрятаться за колючками? Все громче раздавались голоса в пользу того, чтобы позвать толкователей.