Филипп Ванденберг - Дочь Афродиты

Когда шторм закончился, Ксеркс разбушевался, как неукрощенный низайский жеребец, на которого впервые надели седло.

— Убивать, убивать! — яростно кричал он, бегая туда-сюда. — Всех бросить в жернова!

Хилиарх осведомился, кому объявляется смертный приговор, и узнал, что умереть должны финикийские и египетские строители. Разве нельзя было найти самых лучших и опытных? Артабан напомнил об одном строителе, прибывшем с острова Самос, который слыл большим мастером.

— Чтобы уже завтра он начал наводить новые мосты! — приказал Ксеркс. — А бога моря, который, естественно, грек, заковать в кандалы. Сегодня же выходите на Геллеспонт и погрузите в него две пары тяжелых кандалов. Пусть несколько рабов хлещут море кнутами, а ионийские мудрецы говорят по-гречески: — Ты грязный соленый водоем, наш господин наказывает тебя за то, что ты его обидел. Ксеркс, царь царей, перешагнет через тебя, хочешь ты этого или нет!

Пока он изливал свой гнев, явились облаченные в длинные черные одеяния маги с высокими заостренными колпаками на голове. Царь привез с собой целый сонм прорицателей. Один за другим они бросились на землю перед троном, и главный среди них начал говорить:

— О великий царь! Боги посылают серьезное предзнаменование. Одна из кобыл, которые везут священную повозку, вместо жеребенка принесла зайца.

— Зайца?! Как может лошадь родить зайца? — Ксеркс и его приближенные уставились на мага и потребовали объяснений.

Но одетый в черное мудрец оправдывался тем, что еще никто и никогда не слышал о подобном случае, так что ни в одной из книг прорицателей нельзя найти толкования. Ясно только одно: персы столкнутся с чем-то невероятным.

Над Дельфами лежала ночь. Светлый диск луны освещал долину Плистоса. Со скалистых склонов Федриад сбегали вниз шумные пенистые потоки воды. Лишь изредка в тревожной тишине раздавались крики ослов или храп лошадей, стоявших у гостиниц, которые окружали святой квартал.

Люди со всего света приезжали сюда, когда святилище на краю пропасти открывало свои двери после возвращения бога Аполлона из страны вечной весны. Это происходило на седьмой день месяца бизиоса и привлекало тысячи паломников, надеявшихся решить здесь свои жизненные проблемы и получить советы в любовных делах. Сюда прибывали также послы от властителей разных стран, которые нуждались в предсказаниях по поводу войны или мира.

В высоких оконных проемах дома жрецов, стоявшего на краю священного квартала, был виден мерцающий свет. На каменных скамьях, расставленных в виде подковы, сидели шестнадцать жрецов-предсказателей, с лысыми головами, в простых грубых хитонах. Они смотрели на курчавого раба, стоявшего посередине. На нижней стороне подковы находилась периалла, главная среди пифий. Два жреца встали как по команде, вытащили ножи, подошли к рабу и стали обрезать волосы с головы чужеземца. Наконец третий жрец побрил череп раба. Тогда встрепенулись и остальные — они поднялись со своих мест и окружили жалкого человека. Да, теперь это было видно отчетливо. На коже головы раба была мелкая татуировка. Это были греческие письменные знаки!

— Ты откуда, чужеземец? — крикнул вдруг шедий, главный жрец. Раб молчал. Он тупо смотрел перед собой. Он вообще не мог ответить, потому что был глухонемым. Шедий с довольным видом посмотрел на остальных, и святые мужи заулыбались. Жрец схватил раба за голову, и периалла подошла ближе, высоко подняв масляную лампу. Шедий запинаясь прочитал:

— Ксеркс на подходе. Миллион солдат. Пятьдесят тысяч кораблей. Афины будут разрушены! Дельфы пощадят. Да будет Аполлон милостив к вам.

Неутешительное послание было переписано на восковую табличку. Потом верховный жрец огромными щипцами взял раскаленный камень. Два других жреца крепко держали раба, а шедий приложил раскаленный камень к черепу глухонемого. Тот вздрогнул всем телом, издал клокочущий звук и потерял сознание. Убедившись, что с головы раба исчезли все надписи, шедий подал знак. Бездыханного раба унесли. Никого из присутствующих этот эпизод особенно не тронул — такова была дельфийская повседневность.

— Греция падет, — почти беззвучно произнесла периалла. Остальные кивнули.

Шедий, высокий, как фессальский дуб, с безразличным выражением на лице сказал:

— Мы не можем принять сторону Афин. Ибо это будет и наш конец.

Периаллу больше всего впечатлили эти слова. Она вскочила и стала семенящим шагом взволнованно ходить по комнате.